Онлайн книга «Маги и мошенники»
|
– Я люблю пирог с поросенком. Ладер расщедрился и вместо пива заказал местного фруктового вина. Красавица уплетала поросенка не чинясь, облизывала свои длинные гибкие пальчики розовым языком. Перепивший Рихард хриплым голосом тянул заунывную песню наемника: На спинах наших лошадей сидим мы плотно задом, Таких отчаянных парней не запугаешь адом. Гирмунда, кажется, пыталась подпевать, потом, захмелев, замурлыкала и уронила черноволосую головку на стол. Блестящая прядь отделилась от ее прически и упала в лужицу вина. – Отведи отважную деву в комнату к служанке проспаться, – буркнул Хайни, – и не вздумай по дороге… Лакомка честно округлил глаза. Девушка, внезапно сделавшись сварливой, принялась вырываться и даже легонько прикусила наемнику палец. Рихард, насупившись, подхватил на руки легонькую, как кукла, Гирмунду. Вскоре он вернулся за стол. Остатки вина друзья допивали в одиночестве. – Знаешь, – сказал Лакомка другу, – мне будет жаль, если медведь ее съест. – Он не ест девственниц, – авторитетно возразил Хайни. Рихард недоверчиво покачал головой и вздохнул: – Может, отпустим ее от греха подальше? Такая красивая… У нее глаза, как лиловые маки. – А рог? – Обойдется как-нибудь… – Сволочь ты, Рихард, баба тебе дороже друга. Наемники заказали себе пива и еще помолчали. Шли часы, день склонился к вечеру, и смутно было на душе. – Пора. – Может, утра дождемся? – Ни к чему тянуть. Зови ее сюда и пойдем. Медведь, он вечер любит. Лакомка встал и пошел, опустив голову и шаркая ногами. В женской спальне не было никого. Общий зал тоже почти опустел, только в углу ужинал вчерашний заезжий мулоторговец. – Где Гирмунда?! – Порскнула через заднюю дверь. Хайни проворно выкатился во двор, оставив за спиной медлительного Лакомку. Длинная, щепастая, грубо сколоченная лестница оказалась приставленной к круглому отверстию чердака, в пыли двора смущенно почесывались куры. Ладер легко одолел полтора десятка скрипучих ступеней. – Эй, что там? Лакомка наконец выбрался наружу и едва не прыгал на месте от нетерпения. – Э… – Ну, что ты там увидел, разрази тебя святой Регинвальд? – Заслони мои глаза золотуха, если я вижу там не… Хайни почесал обрубок уха и густо покраснел – его белесые брови прямо-таки зазолотились на фоне багровой обветренной физиономии. Он еще раз оглядел открывшуюся картину. Все пространство чердака занимала огромная копна сена. Колкие стебли люцерны перемежались высохшими, темно-синими венчиками васильков, смятыми одуванчиками, плоскими, сухими листьями подорожника. Копна подсыхающих трав шевелилась как живая. И не зря. – Мессир Персиваль, – ласково щебетала Гирмунда, – вы такой доблестный рыцарь! С вас еще три марки. Хайни скатился с лестницы и угрюмо побрел в гостиницу, Лакомка сменил его на наблюдательном посту у чердачного отверстия. Он некоторое время осуждающе покачивал головой в такт, потом присоединился к приятелю. – Раззява. Ты ее просмотрел. Хайни грустно вздохнул – мрачное растрепанное солнце висело над излучиной реки, казалось, оно комком разгневанного пламени собирается покарать город. Чистые и тревожные краски небесного огня опалили усталую землю. В умирающем дне наемнику почудилось нечто трагическое. Он неповоротливым разумом поискал подходящие слова, но не нашел и на всякий случай добавил: – Я сам не лучше, тупая башка. Вот так благородные господа по праву благородства урезают наши доходы. Он предложил ей больше, чем мы. Три марки – цена девичьей добродетели! Ты знаешь, друг, что опечалило меня больше всего? – Нет… – Он даже не снял доспех. – Ну, я просто так не сдамся! – внезапно рявкнул Хайни. – Должна же в этой дьявольской дыре найтись хоть одна девственница? Он, сурово выпятив челюсть, зашагал вдоль чисто подметенной улицы. Смеркалось. Возле лавки гончара, в кучке пыли, играла черепками худая некрасивая девочка лет восьми. Ее руки до самых локтей покрывали царапины. – По-моему, подходит. – Башка дырявая, это же младенец. – Вот и хорошо. Вот и правильно. Ладер подхватил девочку на руки. – С нами пойдешь. Девчонка, разинув треугольный ротик, неожиданно басисто заорала. Ладер извлек из кошеля комочек жевательной смолы и засунул ей в рот. – Молчи – героем будешь. Дверь лачуги отворилась настежь. – Соседи, на помощь! Жгут! Убивают! Рослая бабища, видом вылитая фурия, вылетела наружу и ловко вцепилась в рыжую бороду Хайни Ладера. Тот вырвался, от неожиданности и боли уронив ребенка. Девчонка ловко приземлилась на ноги и что было сил ухватилась за материнский подол, продолжая реветь. Фурия в рваном чепце, выпятив могучую грудь и плотно сжимая сильные кулаки прачки, шла в бой. Наемники отступали. Шум стоял невообразимый, в нем слились бранные выкрики, обращения к святым угодникам, рев дочки гончара и уханье избиваемых смутьянов. Друзья бежали. Прачка под неистовый хохот стражи преследовала их до самых городских ворот… Лес за воротами мрачно шумел, почти совершенно стемнело, в зарослях горели огоньки звериных глаз. – Хайни, Хайни, здесь кто-то есть. – Не вижу. – И я не вижу, я его слышу. Он дышит. – Трузепой… – брякнул Ладер. Туша медведя в кустах с заворочалась, с треском ломая ветви. – Господи! Помилуй нас в прегрешениях наших! Медведь чихнул, у Лакомки не выдержали нервы, он бросился в темноту, но, кажется, убежал не далеко, Ладер услышал звук падения тяжелого тела. – Эй, друг, ты жив? – … – Не богохульствуй. Медведь тебя не задрал? – Это не медведь. Ладер подпалил сухую ветку. В траве ворочалось существо. – Это женщина, бродяжка. Наемник, ругаясь, сгреб сухие ветви в кучу и разжег костер. Круг света и треск огня внушали уверенность. – Дождемся утра. Садись с нами, женщина. Я благодарю святого Иоанна, что ты не Трузепой. Толстая, белесая девица растянула в улыбке толстые губы, обнажив нехватку переднего резца. Они так и просидели до утра. Трузепой так и не появился. Девица-перестарок оказалась дочерью покойного лесника из соседнего графства. Вопрос о ее девственности даже не поднимался. Озлобившийся на весь свет Лакомка мастерил незаконченный арбалет. |