Онлайн книга «Маги и мошенники»
|
На севере, в резиденции церенских императоров, сгущались тени пасмурных дней, и частые дожди поливали стражу на стенах. Страх потустороннего прочно утвердился в умах – одни боялись тени мертвого Адальберта, другие утверждали, что в самых темных закоулках видели эту тень. Находились отважные, которые готовы были поклясться шепотом, что Хрониста и вовсе не существовало, а призрак его – лишь зыбкая иллюзия, вызванная императором посредством запретного опыта с кристаллом, чашей и чучелом гомункулуса. По этому поводу у государя Церена состоялся неприятный разговор с примасом Империи. Престарелый священник вежливо, но твердо порицал тридцатилетнего императора, Гаген, в котором набожность сочеталась с любопытством ученого, сдержанно возмущался покушением на свои права. Высокие персоны расстались, недовольные друг другом, и императорский гнев принялся искать голову, на которую он мог бы излиться без помех. Наиболее благоразумные головы попрятались, избегая встреч со взбешенным повелителем, и голубой опалесцирующий кристалл с тех пор скучал в одиночестве под плотным покрывалом. Людвиг фон Фирхоф, советник Гагена, закрылся в своих апартаментах, сказавшись больным, по поводу природы болезни министра разнообразно шутили злые языки. Одни называли это «толоссианской горячкой», другие – «россенхельской лихорадкой», третьи и прямо утверждали, что брат известного демономана Бруно д’Ороско и сам надорвался на колдовстве. Дела Империи тем временем шли своим чередом. Разбитые и жестоко гонимые бретонисты укрылись от властей, смешавшись с законопослушными церенцами, или попрятались в густых (но облетевших к осени) лесах, составив компанию разбойникам и бандитам всех мастей. Шайки любителей чужого серебра росли, как грибы от дождя, и отряды имперской стражи тщетно пытались навести на дорогах хоть какое-то подобие порядка. Где-то в сторонке от правосудия вновь замаячил «беглый разбойник Шенкенбах». Если бы обобранных и поколоченных им выстроить вереницей, эта унылая цепочка товарищей по несчастью наверняка протянулась бы от горизонта до горизонта наподобие процессии кающихся грешников, впрочем, Шенкенбаху такие мысли в голову не приходили – он всему предпочитал звонкую монету. В этих стесненных обстоятельствах император Церена, Гаген Справедливый, потеряв терпение, без обиняков вызвал к себе доверенного советника, потребовав с него, наконец, отчет по делу «о подметных гримуарах Адальберта»… * * * – Я хочу еще раз выслушать всю твою историю, всю – до конца. В прошлый раз ты был слишком краток, Людвиг. – Я готов повторить то, что вас интересует, государь. Какие подробности прикажете назвать? – Как Хронист ухитрился ускользнуть от мести ведьмы? – Случайность и мое вмешательство. Я в своем качестве врача спас его от последствий отравленной раны. Император нахмурился. – Почему ты не покинул город немедленно – как только обнаружил Хрониста? – Святой Регинвальд! Ваше величество, вы думаете – это было бы просто?! Ваши латники, находясь в поле и войдя в раж, не делают различия между министром Империи и бунтовщиками – они избивают всех одинаково. Я и Россенхель едва успели избежать участи равно плачевной… – А мне кажется, что ты плохо старался. – Как всегда – в меру моего слабого разумения. – Допустим. Кстати, находясь в Толоссе, ты ведь получил мое письмо? – Получил. – Ты прочел и понял мои указания – все, до конца, и в полной мере? – Разумеется, государь. – Во имя Господа нашего! Так почему же ты не прикончил на месте колдуна Россенхеля?! Сразу же, как только встретился с ним? – Но, государь… – Ты прямо ослушался моего приказа! – Хронист мог быть полезен – это не противоречило вашим инструкциям и желаниям… Я сделал все, что мог. – Ты совершал одну ошибку за другой. Есть промахи такого рода, который слишком близки к государственным преступлениям. Я, конечно, не обвиняю тебя, моего друга, в умышленном предательстве, однако такой умный человек, как ты, должен был проявить и большее старание, и большую преданность… – Но… – Не смей спорить со мной! Кстати, гвардейцы славного капитана Кунца, освобождая Толоссу, застали тебя в компании ересиарха Бретона, причем ты не только не поразил изменника на месте, но и никак не противился его бегству. – Государь! Мне трудно было противиться бегству ересиарха, поскольку в тот самый момент, о котором вы говорите, Клаус был занят тем, что собирался меня убивать, и это дьявольски меня отвлекало… – Не сквернословь! Ты обзавелся отвратительной привычкой упоминать черта. Мы недовольны тобой – ты действовал неловко и бездарно… – Мне помешали обстоятельства. – Нищая ведьма служила престолу куда лучше. Твое нелепое поведение в Толоссе – лишь часть череды проступков. Я доверил тебе Хрониста – ты его упустил, он исчез у нас из-под носа! Ты изменился, Людвиг, ты разочаровал меня. Гаген, который уже неделю страдал от расшибленного на охоте колена, поднялся, опираясь на трость, прошелся по кабинету и остановился перед поставцом, в бессчетный раз рассматривая редкую вазу – тонкие, белые, ничем не украшенные стенки сосуда светились насквозь. Фирхофу поневоле пришлось подняться, он слушал императора стоя, с трудом преодолевая досаду. – Я не мог действовать иначе. В Толоссе во время штурма воцарился настоящий ад, там гибли ваши подданные, государь, они кончались в мучениях ни за что, ни про что, не понимая, почему умирают. В таких обстоятельствах трудно действовать с полным хладнокровием. В любом случае – Хронист исчез, он перестал писать подметные гримуары и вредить Империи. Пусть я был неловок, но цель достигнута. – Достигнута?! Да ты просто глуп, мой умалишенный друг! Утрачена удивительная возможность изменить кое-какие обстоятельства в нашу пользу… – Такие изменения опасны. Слишком опасны. – Ты превратился в жалкого труса. Кровь прилила к щекам фон Фирхофа. «Мы действительно стали трусами», – подумал он. «Мы больше не мстим за оскорбления, мы тратим силы на то, чтобы эти оскорбления стерпеть. Вера и Империя давят на мою душу – я вижу все, что происходит, я слышу, что он говорит, моя совесть протестует, но я считаю грехом бунт против государя Церена». – Позвольте возразить государь. – Да? – А не слишком ли много значения придается гримуарам Адальберта? Он ушел за Грань и более не мешает вам ничуть, но я не заметил, чтобы состояние Империи улучшилось от этого… Видно, дело-то было не в гримуарах. Гаген переварил намек и полное лицо церенского правителя медленно покраснело. Сначала налились кровью щеки, потом пошел розовыми пятнами лоб, покраснел кончик царственного носа. – Ты смеешь? |