Онлайн книга «Вечное пламя»
– Да куда же? Коля! Там топь, топь! – Лопухин пытался оттолкнуть руки красноармейца, но сзади наседали вылезшие из болота твари. И выхода другого не было. – Я дорожку знаю! – рыкнул Парховщиков и рывком швырнул Ивана в воду. – Пошел! Только не останавливайся! Он толкнул следом Кольку и немца, дал очередь по приближающимся темным фигурам и прыгнул следом. Вода не доходила и до пояса. Под ногами ощущалась на удивление твердая поверхность – будто бы не по болоту идешь, а реку вброд переходишь. – Не останавливаться! – орал позади Парховщиков. – Только не останавливаться! – Куда идти-то?! – крикнул Иван, больше всего боясь свалиться с неожиданной подводной тропы. – Прямо! Лопухин, сильно толкаясь ногами, вспарывал воду, как военный катер. Он умудрился обернуться и увидел, как твари пытаются следовать за ними, но медленно погружаются в черную воду. Тонут. – Двигай, двигай! – гаркнул Парховщиков. – Не стой! И они двигали. По пояс в холодной воде, мимо островков и кочек. Строго по прямой, словно кто-то огромный и могущественный насыпал тут в незапамятные времена подводную дорогу. Может быть, в те времена, когда сам Сатана орудовал тут своими вилами. Но если черт выбил тут бездонные ямы, то кто же насыпал спасительную тропу? Когда дно начало повышаться, Парховщиков сбавил темп, и Иван почувствовал наконец, как же он устал. Однако он продолжал идти, толкая воду перед собой. – Не останавливаться… Только не останавливаться… – шептал Лопухин как заклинание. Через некоторое время они выбрались на большой остров, на котором росло несколько берез. Иван, тяжело дыша, упал лицом вниз. Рядом рухнул немец. Колька прошел дальше и уселся под березой. Рядом, как ни в чем не бывало, уселся Парховщиков, положив автомат на колени. – Как звать? – Красноармеец ткнул парнишку локтем. – Колька… – хмуро ответил тот. – Ух ты! Тезки, стало быть, – обрадовался Парховщиков и добавил тихо: – Это хорошо. Лопухин перевернулся на спину. Попробовал сесть, но тело не слушалось. – Ты… Ты как нас… нашел? Коля… – Дышать было тяжело. Грудь словно стиснуло невидимым обручем. – По выстрелам, – легко откликнулся красноармеец. – Стрелял ты на болоте. И шумел много. – Шумел?.. – Почему-то Иван вспомнил, как топнул по островку и как гулко отозвалась земля. – Разве ж шумел?.. – Костер еще жег. В общем… демаскировался ты, газета, по-полному. Дальше некуда. Капитан бы тебе за такое дело по шее надавал. – Погиб капитан… – Знаю, – прошептал Парховщиков. – Знаю. – А наши там как? Наши. Где наши сейчас? Ушли? – Да… – Голос Парховщикова прозвучал неуверенно. – Да… Я… Я из болота вас выведу. Ну, а дальше… вы сами пойдете. Там городок. Ты его лучше обойди стороной. – Он замолчал. – Не понял. – Иван приподнялся на локтях. – А ты как же? – У меня еще делишки имеются. – Парховщиков потер шею, голос от этого получился с хрипотцой. – Делишки. – Он замолчал на некоторое время, а потом сказал обрадованно: – Приказ командования! – И кивнул в сторону немца: – А ты молодец, этого не потерял. Schvule. Доктор вздрогнул и поднял голову. – Живой, – сказал красноармеец со странной интонацией и снова потер горло. Иван понял эту фразу по-своему и пояснил на всякий случай: – Довести живым надо. Иначе все напрасно было… Сам понимаешь, все-таки врач, личность ценная. Хоть и немец. – Да я и не спорю… – А откуда ты тропу эту знаешь? Ты ж не местный… Но Парховщиков ничего не ответил. Вроде как заснул. Они провалялись на островке до рассвета. Рядом с непотопляемым пограничником Иван чувствовал себя в полной безопасности, потому откинулся и заснул. Спал и Колька, свернувшись калачиком и положив голову на колени к Парховщикову. За немца, что сбежит, никто не беспокоился. Куда ему, в болоте-то? А твари… Почему-то Лопухин знал, что их не будет больше. Остались они где-то позади. На страшном островке, посреди чертовых бездонных бочагов. Ивану снились луга. И неистово пахло травами. Он бежал, бежал… Куда-то к недосягаемому горизонту. Не убегал, а просто… От восторга. И бабка, уже покойница, махала ему вслед рукой. – Что ты, бабушка, стоишь? Пойдем! – Иван тянул ее за собой, как когда-то в детстве. – Пойдем! – Не могу я, миленький, ножки не идут… – улыбалась бабка. И Лопухин, опустив глаза вниз, увидел, что она растет из земли, как дерево, как трава вокруг. – Землица не пускает, – смеялась она и махала рукой. – А ты беги, беги! И Иван бегал, бегал по траве. До тех пор, пока не споткнулся и не упал прямо перед большой ямой, полной водой до краев. А из воды смотрели на него с лютой ненавистью мертвые немцы. Тянули скрюченные бледные руки, скалились, жутко выкатывая бельма глаз. – Ты не бойся, – сказала вдруг появившаяся рядом старушка. И Иван узнал ее. – Пелагея! – Ты не бойся, – повторила она, уперев вилы в землю. – Бегай. А я тут посторожу супостатов… Чтоб не лезли. Не мешали. А ты бегай… И снова снились Лопухину травы, пахучие, свежие, удивительные, какие бывают только в детстве. И во сне. Когда Иван открыл глаза, солнце уже взошло. Рядом, сжавшись, спал немец. Еще дальше сопел Колька. Парховщиков сидел с закрытыми глазами, все в той же позе. На бледном, осунувшемся лице резко выделялась многодневная щетина и круги под глазами. Побелевшие руки сжимали автомат. Казалось, красноармеец даже не дышал. – Коля… – позвал Лопухин. – Коля! Парховщиков открыл глаза, будто и не спал. – Проснулся? Идти пора. Времени мало совсем. А из болота выйти надо. Стреляли мы сильно… Немцы искать начнут. И так леса чешут, как гребешком, а после такого салюта и подавно начнут. – Он осторожно потряс мальчишку за плечо. – Вставай, тезка. Паренек вскинулся, вскочил на ноги, охнул. – Болит все… – Ничего. – Иван толкнул ногой немца. – Это мышцы. Да, мензурка? Доктор удивленно хлопал глазами и тер лицо. Дышал он с хрипами, тяжело. – Ты еще простудись мне тут… – проворчал Лопухин. – Куда пойдем? Парховщиков молча махнул рукой. Иван посмотрел в указанном направлении и увидел бревна гати. – Опять… – Я пришел, увидел гать, ах ты ж, бедренная мать! На сухое они выбрались сравнительно легко. Гать, судя по бревнам, была недавняя. Плотно сбитая и достаточно широкая, чтобы по ней можно было идти по двое. Впереди маячила полоса леса. И вот уже под ногами не пружинящий ненадежный кисель из грязи, торфа и травы, а мох, корни и настоящая земля. |