Онлайн книга «Как творить историю»
|
– А до того? Что вы помните из прошлого? – Не знаю, почти ничего. Ну, Кембридж, конечно. Кембридж помню. Собственно, в нем-то я быть и должен. – Возможно, вы собирались навестить в Гарварде школьных друзей? – В Гарварде? В каком еще Гарварде? – Гарвардский университет находится в Кеймбридже, штат Массачусетс, возможно, вы договорились о встрече с тамошними друзьями? – Да нет! Я говорю о Кембридже. Кембридж, понимаете? Святой Матфей. – Кембридж, который в Англии? – Ну да, я должен быть там. Сейчас! Это важно! Я должен сделать что-то, там что-то произошло. Если б я только мог вспомнить… – Эй, эй! Сядьте, Майкл. Если вы будете так волноваться, это ничем нам не поможет. Давайте сохранять спокойствие. Я опустился в кресло. – Ну почему это случилось со мной? – спросил я. – Что происходит? – Что ж, это мы с вами и пытаемся выяснить. Итак, вы помните Кембридж, тот, что в Англии. – По-моему, да. – Вам, может быть, нравится все английское? – То есть? Он пожал плечами: – Ну, например, каковы ваши политические взгляды? – Политические? У меня нет политических взглядов. – Политические взгляды отсутствуют, хорошо. Однако ваши родители приехали сюда из Англии, не так ли, Майк? В шестидесятых. – Мои родители? – Отец с матерью. – Да знаю я, что такое родители! – рявкнул я. Повадки Бэллинджера все сильнее действовали мне на нервы – не в меньшей мере, чем неразбериха, царившая в моей голове, действовала, я это видел, на нервы ему. Он не ответил, лишь записал что-то в блокноте, разозлив меня тем еще пуще. Он просто пытался скрыть неприязнь, которую я у него вызывал. – Это я знаю, – повторил я. – Отец мой умер, мать живет в Гэмпшире. – Вы считаете, что ваша мама проживает в Нью-Хэмпшире? – Нет, не в Нью-Хэмпшире. Просто в Гэмпшире. В старом Гэмпшире. Графство Гэмпшир, Англия, если угодно. – А вы бывали в Англии, Майкл? – Бывал? Это мой дом. Я там вырос. Жил. Я и сейчас должен быть там. – Вам нравятся английские фильмы? – Мне всякие нравятся. Не только английские. К тому же английских не так уж и много. – Может быть, они кажутся вам слишком политизированными? – О чем это вы? Он не ответил, просто подчеркнул что-то в блокноте, снова уронил на него ручку, поставил локти на стол и подпер ладонями подбородок. – Быть может, вам хотелось стать киноактером, все дело в этом? Быть может, вы видите себя большой голливудской звездой? – Актером? Я отроду ни в чем не играл. Разве что в рождественских спектаклях. – Видите ли, я пытаюсь объяснить себе выговор, который вы подделываете. – Я ничего не подделываю! Просто я так говорю. Это обычный мой выговор. Бэллинджер придвинул к себе адресную книгу, пролистал ее, прошелся кончиком ручки по колонке имен. – Студенты последнего года обучения, – сказал он сам себе. – Так, давайте посмотрим. Энгельс… Юлий… Якобс… ага, вот! Обведя что-то кружком, он пододвинул книгу ко мне: – Сделайте мне одолжение, Майк. Взгляните на имя, на номер и скажите, что вы видите. – Э-э… Янг, Майкл Д., Генри-Холл, 303. 342 1221. – Хорошо. Теперь я наберу этот номер, а вы последите за мной, ладно? Бэллинджер нажал кнопку телефонного аппарата, и из динамика полился долгий гудок. – Назовите мне номер, Майкл. – Три, четыре, два. Один, два, два, один. – Три, четыре, два, – повторил, набирая цифры, Бэллинджер, – двенадцать, двадцать один. Озадаченный, я вслушивался в длинные гудки. – Но если это мой номер, зачем тогда?… Бэллинджер поднял ладонь: – Чш! Просто слушайте. Длинные гудки прервались, раздался щелчок, а следом бодрый голос произнес: – Привет, я Майк. Вы звоните, а меня нет, но это еще не конец света. Оставьте сообщение после гудка, и, может быть, если вам здорово повезет, я перезвоню. Бэллинджер отключил громкую связь, скрестил на груди руки и уставился на меня: – Это ведь были вы, Майк? Разве мы не ваш голос слышали? Я смотрел на телефон. – Но это не мог быть… – Вы знаете, кто это был. – Но он же американец! – Вот и я о том же, Майк. Вы и есть американец. Я просмотрел вашу медицинскую карту. Вы родились в Хартфорде, штат Коннектикут, 20 апреля 1972 года. – Это неправда! Я знаю, вы мне не верите, но, говорю вам, это просто неправда. Нет, насчет даты рождения вы правы, но только родился-то я в Англии, то есть, во всяком случае, вырос в ней. – И чем вы там занимались? – Я не знаю! Я жил в Кембридже. Занимался… чем-то занимался. Не могу вспомнить. Господи, это сон, наверняка сон. Все не так, все изменилось. Я хочу сказать, Иисусе, у меня даже зубы другие. – Зубы? – Они ровнее, чем следует. Белее. Волосы стали короче. И… – Я умолк, покраснев при воспоминании о том, что увидел под душем. – Продолжайте. – Мой пенис, – прошептал я и приложил ладонь ко рту. Бэллинджер закрыл глаза. – Так, так, пенис, говорите? Отвечая, я уже слышал, как он покатывается от смеху, рассказывая всю эту историю коллегам, видел, как пишет научную статью, сокрушенно покачивая головой в такт мыслям о юношеской эротической истерии. – Да, – сказал я. – Моя крайняя плоть. Она исчезла. Ее больше нет. Он выпучил на меня глаза, а я, уткнувшись лицом в ладони, заплакал. История личности
Фронтовой дневник Руди Йозеф уткнул лицо в ладони и расхохотался – да так, что Ганс испугался, как бы у него живот не лопнул. – Ausgezeichnet! [90] Блеск! Полный блеск. Надо будет рассказать за обедом Полковнику. Анекдот совершенно в его духе. Если Кайзер и Людендорф одновременно прыгнут с высокой башни, кто из них ударится о землю первым? Ганс Менд наморщил нос, оглядел потолок. – М-м… сдаюсь, – сказал он. Йозеф, пожав плечами, развел руки в стороны. – А какая разница? – Он с силой ткнул Ганса локтем в бок и снова расхохотался. – А! Какая разница? |