Онлайн книга «Лжец»
|
Они вошли в маленький кабинет, стены которого были увешаны фотографиями героев Золотого века крикета. Дядя Дэвид закрыл дверь и толкнул Эйдриана в кресло. – Ну, так. Говори, где ты живешь. – В Максвелл-Хилл. – Адрес? – Эндикотт-Гарденз, четырнадцать. – Чей это дом? – Это просто пансион, ночлег и завтрак. – Работа у тебя есть? Эйдриан кивнул. – Где? – Там, в Вест-Энде. «Там» было лишним, однако беспримесная правда вряд ли произвела бы на дядю Дэвида хорошее впечатление. – Чем занимаешься? – Это театральное агентство на Денмарк-стрит. Варю кофе, ну и прочее в этом роде. – Хорошо. Вот тебе ручка, вот бумага. Я хочу, чтобы ты записал адрес в Максвелл-Хилл и адрес на Денмарк-стрит. Потом напишешь письмо родителям. Ты хоть понимаешь, что они пережили? Господи, они даже в полицию обращались! Что за чертовщина с тобой творится, Эйдриан? Вот он и оказался еще в одном кабинете, еще в одном кресле, перед еще одним рассерженным человеком, задающим еще одну череду вопросов, на которые не существует ответов. «Почему ты так поступил?»; «Почему ты не можешь сосредоточиться?»; «Почему ты не способен вести себя, как все остальные?»; «Что с тобой творится?». Эйдриан знал, что, если он ответит угрюмо: «Не знаю», дядя Дэвид, как десятки других людей до него, фыркнет, ахнет кулаком об стол и заорет: «Что значит — ты не знаешь? Ты должен знать. Отвечай!» Эйдриан глядел в ковер. – Не знаю, – угрюмо ответил он. – Что значит – ты не знаешь? Ты должен знать. Отвечай! – Я почувствовал, что несчастен. – Несчастен? Но почему же ты никому ничего не сказал? Ты представляешь, что испытала твоя мать, когда ты не вернулся домой? Когда никто не знал, где ты? Вот это и вправду несчастье. Способен ты его вообразить? Нет, разумеется, не способен. Если не считать оловянной кружки на крестины, Библии на конфирмацию, экземпляра «Уиздена» [111] на каждый день рождения и регулярных запанибратских похлопываний по плечу, сопровождавшихся «господи-как-ты-вырос», дядя Дэвид не проявлял особого рвения, выполняя по отношению к Эйдриану свои попечительские обязанности, и теперь тому неприятно было видеть его разгневанным, тяжко дышащим через нос, – так, словно побег крестника был для него личным оскорблением. Эйдриан не думал, что дядя заслужил право так уж сердиться. – Просто я почувствовал, что должен удрать оттуда. – Ну разумеется. Но вот так, тайком… исподтишка. Подобным образом поступают одни только трусы и подлецы. Ладно, пиши письмо. Дядя Дэвид вышел, заперев за собой дверь. Эйдриан вздохнул, повернулся к столу. На столе лежал серебряный ножик для разрезания писем, имевший форму крикетной биты. Эйдриан поднес его к свету и увидел косо идущий по ножику награвированный росчерк Дональда Брадмана [112] . Он сунул ножик во внутренний карман блейзера и уселся за письмо. Под портретом князя Ранжитсинкхи, [113] В странном маленьком кабинете близ Залы собраний, Крикетный стадион «Лордз», Июнь 1975. Дорогие мама и папа! Простите, что сбежал, не попрощавшись. Дядя Дэвид сказал, что вы беспокоились за меня, – надеюсь, не очень сильно. Я живу в хайгейтском пансионе, Эндикотт-Гарденз, работаю в театральном агентстве «Леон Брайтс», ЗЦ2 [114] ,Денмарк-стрит, 59. Я у них что-то вроде посыльного, курьера, впрочем, работа хорошая, и я надеюсь скоро снять квартиру. Я здоров, счастлив и, правда же, очень жалею, что огорчил вас. Скоро напишу подробнее и объясню, почему я почувствовал, что должен уйти из колледжа. Пожалуйста, постарайтесь простить безумно любящего вас сына Эйдриана. P . S . Я встретил сегодня нового капитана команды Англии Тони Грейга. Двадцать минут спустя дядя Дэвид вернулся и прочитал письмо. – Полагаю, сойдет. Оставь его мне, я сам отправлю. Он оглядел Эйдриана с головы до ног. – Выгляди ты хоть вполовину пристойно, я пригласил бы тебя посмотреть матч с мест для членов клуба. – Я бы с радостью. – Приходи завтра в галстуке, посмотрю, что удастся сделать. – Вы страшно добры. Буду счастлив. – Они ведь дают тебе день отпуска, чтобы ты мог посмотреть крикет, верно? Там, на Денмарк-стрит? Дают? – Как это принято в Министерстве иностранных дел, вы хотите сказать? – Ладно, дерзкий крысенок, считай, что очко ты отыграл. И подстригись. А то ты походишь на уличную девку. – Боже мой! Неужели? На следующий день Эйдриан в «Лордз» не пошел, он вообще там больше ни разу не появился. Вместо этого он вернулся к работе, находя, впрочем, время и для того, чтобы бродить по Тоттнем-Корт-роуд, наблюдая за девяносто шестью перебежками Тони Грейга и умопомрачительными семьюдесятью тремя – Лилли, – на экранах телевизоров, выставленных в витринах магазинов электроники. Риск столкнуться с людьми, которых он знал, оставался немалым. Эйдриан вспоминал описание площади Пиккадилли, данное доктором Ватсоном в первом рассказе о Шерлоке Холмсе, – огромная клоака, в которую неотвратимо стекаются все бездельники и лодыри Империи. Теперь казалось, что, поскольку Империя ссохлась в размерах, сила притяжения Пиккадилли возросла. Британия была ванной, а Пиккадилли – ее сточным отверстием, ныне почти булькающим, всасывая последние несколько галлонов грязной воды. Часть работы Эйдриана, находившегося в центре этого водостока, состояла в том, чтобы всматриваться в каждое проплывающее мимо лицо. Невинные прохожие обычно не заглядывают посторонним в лица, так что Эйдриан, как правило, успевал, если навстречу двигался кто-то знакомый, свернуть в сторону. Однако как-то после полудня, недели через две после встречи с дядей Дэвидом, Эйдриан, укрывшийся от дождя в своем любимом месте, под колоннами «Суон и Эдгар» [115] , и высматривавший клиентов, вдруг приметил доктора Меддлара – без привычного высокого и жесткого воротника, но тем не менее узнаваемого безошибочно, – поднимавшегося по ступенькам из станции подземки. Триместр, должно быть, закончился, подумал, скользнув за колонну, Эйдриан. Он смотрел, как Меддлар, поозиравшись по сторонам, пересекает улицу, направляясь к «Аптеке Бута» с ее неоновой вывеской. Прямо под вывеской вершили свой противозаконный бизнес Грег и Марк, двое бритоголовых, с которыми Эйдриан был хорошо знаком, – к его изумлению, Меддлар остановился и заговорил с одним из них. Вид он пытался сохранять безразличный, однако Эйдриану с его наметанным глазом было совершенно ясно, что у аптеки ведутся официальные переговоры. |