
Онлайн книга «День без вранья»
Месяцев испугался и в тот же день отправился к психиатру. – Это ничего страшного, – сказал лысый психиатр. – Такое состояние называется «хульные мысли». От слова «хула». Они посещают каждого человека. Особенно сдержанного. Особенно тех, кто себя сексуально ограничивает. Держит в руках. Хульные мысли – своего рода разрядка. Человек в воображении прокручивает то, чего не может позволить себе в жизни… Месяцев успокоился. И забыл. Татьяну он встречал время от времени и в лифте, и во дворе. Она очень скоро стала спиваться, теряла товарный вид и уже в тридцать выглядела на пятьдесят. Организм злопамятен. Ничего не прощает. Сейчас, проснувшись среди ночи, Месяцев вспомнил ее ноги и подумал: по каким тропам идет сейчас Татьяна и что она видит вокруг себя, какие видения и ландшафты? И может быть, то, что она видит, гораздо существеннее и прекраснее того, что видит он вокруг себя… Утром Месяцев тяжело молчал. – Тебе надо подумать о новой программе, – подсказала жена. Месяцев посмотрел на жену. Она не любила переодеваться по утрам и по полдня ходила в ночной рубашке. – Еще одна программа. Потом еще одна? А жить? – Это и есть жизнь, – удивилась жена. – Птица летает, рыба плавает, а ты играешь. – Птица летает и ловит мошек. Рыба плавает и ищет корм. А я играю, как на вокзале, и мне кладут в шапку. Было такое время в жизни Месяцева. Сорок лет назад. Отец-алкоголик брал его на вокзал, надевал лямки аккордеона и заставлял играть. Аккордеон был ему от подбородка до колен – перламутровый, вывезенный из Германии, военный трофей. Восьмилетний Игорь играл. А в шапку бросали деньги. – Ты просто устал, – догадалась жена. – Тебе надо отдохнуть. Сделать перерыв. – Как отдохнуть? Сесть и ничего не делать? – Поменяй обстановку. Поезжай на юг. Будешь плавать в любую погоду. – Там война, – напомнил Месяцев. – В Дом композиторов. – Там композиторы. – Ну, под Москву куда-нибудь. В санаторий. На кухню вышел сын. Он был уже одет в кожаную новую куртку. – Ты куда? – спросила жена. Алик не ответил. Налил полную чашку сырой воды и выпил. Потом повернулся и ушел, хлопнув дверью. Глаза жены наполнились слезами. – Поедем вместе, – предложил Месяцев. – Пусть делают что хотят. – Я не могу. У меня конкурс. – Жена вытерла слезы рукавом. Жена готовила студентов к конкурсу. Студенты – ее вторая семья. Месяцев ревновал. Но сейчас не ревновал. Ему было все равно. Его как будто накрыло одеялом равнодушия. Видимо, соседка Татьяна второй раз включила его в нетрадиционное состояние. Первый раз – своим цветением, а второй раз – своей гибелью. Хотя при чем здесь Татьяна… Просто он бежит, бежит, бежит, как белка в колесе. Играет, играет, перебирает звуки. А колесо все вертится, вертится. А зачем? Чтобы купить жене шубу, которая на ней как на корове седло. Через неделю Месяцев жил в санатории. Санаторный врач назначил бассейн, массаж и кислородные коктейли. Месяцев погружался в воду, пахнущую хлоркой, и говорил себе: «Я сильный и молодой. Я вас всех к ногтю!» Кого всех? На этот вопрос он бы не мог ответить. У Месяцева не было врагов. Его единственные враги – лишний вес и возраст. Лишние десять лет и десять килограммов. Сейчас ему сорок восемь. А тридцать восемь – лучше. Сын был маленький и говорил, куда уходит. Дочь была маленькая, и ее не обнимал чужой и сумрачный Юра. Он сам был бы молодой и меньше уставал. А жена… Месяцев не видел разницы. Жена как-то не менялась. Табуретка – устойчивая конструкция. Месяцев врезался в воду и плыл стилем, сильно выкидывая из воды гладкое круглое тело. Он делал три заплыва – туда и назад. Потом вставал под горячий душ, испытывая мышечную радость, которая не меньше, чем радость душевная, чем радость от прекрасных созвучий. Однако зачем сравнивать, что лучше, что хуже. Должно быть то и другое. Гармония. Он загнал, запустил свое тело сидячим образом жизни, нагрузкой на позвоночник, отсутствием спорта. И в сорок восемь лет – тюфяк тюфяком. Вот Билл Клинтон – занят не меньше. А находит время для диет и для спорта. Массажист нажимал на позвонки, они отзывались болью, как бы жаловались. Массажист – сильный мужик, свивал Месяцева в узел, дергал, выкручивал голову. Было страшно и больно. Зато потом тело наливалось легкостью и позвоночник тянул вверх, в небо. Хорошо. «Какой же я был дурак», – говорил себе Месяцев, имея в виду свое фанатичное пребывание за роялем, будто его приговорили высшим судом. Но прошли две недели, и Месяцев стал коситься в сторону черного рояля, стоящего в актовом зале. А когда однажды подошел и поднял крышку, у него задрожали руки… Конечно, птица летает, ищет корм. Но птица и поет. А без этого она не птица, а летучая мышь. Телефон-автомат располагался под лестничным маршем. Была поставлена специальная кабина со стеклянной дверью, чтобы изолировать звук. Обычно собиралась небольшая очередь, человека три-четыре. Но три-четыре человека – это почти час времени. Однако Месяцев запасался жетонами и запасался терпением. Ему необходимо было слышать голос жены. Этот голос как бы подтверждал сложившийся миропорядок, а именно: Земля крутится вокруг своей оси, на Солнце поддерживается нужная температура. Трубку снял сын. – Мама на работе, – торопливо сказал сын. – Ты не один? – догадался Месяцев. – Мы с Андреем. Андрей – школьный друг. Из хорошей семьи. Все в порядке. – Чем вы занимаетесь? – поинтересовался Месяцев. – Смотрим видак. А что? По торопливому «а что?» Месяцев догадался, что смотрят они не «Броненосец „Потемкин“». – Новости есть? – Нет, – сразу ответил сын. – Ты в больницу ложишься? – Завтра. – Что же ты молчал? – А что тут такого? Лягу, выйду… Андрей лежал – и ничего. Даже интересно. – Андрею все интересно… Месяцев расстроился. Запереть мальчика в сумасшедший дом… Помолчали. Алик ждал. Месяцев чувствовал, что он ему мешает. – А я соскучился, – вдруг пожаловался отец. – Ага, – сказал сын. – Пока. Месяцев положил трубку. Он вдруг вспомнил, как его сын Алик осквернял праздничные столы. Когда стол был накрыт и ждал гостей, Алик входил и поедал украшения, выковыривал цукаты из торта. Он заносил руку и, как журавль, вытаскивал то, что ему нравилось. Дочь – наоборот, подходила и добавляла что-то от себя, ставила цветы. Вот тебе двое детей в одной семье. «Отдать бы его в Армию, – подумал Месяцев, – там бы ему вставили мозги на место. Его мало били. Пусть государство откорректирует»… |