Онлайн книга «Диомед, сын Тидея. Книга 1. Я не вернусь»
|
Я обреченно вздохнул. Сговорились! Конопатый призрак Айгиалы соткался из горячего воздуха, взмахнул костлявыми руками, захохотал, скорчил рожу. – Ну, ты понимаешь, Тидид? Понимаешь? – в голосе Сфенела звучало отчаяние (даже басить перестал!). Бедняга! Он-то знал, на своей шкуре прочувствовал, Анаксагорид, что такое женитьба богоравного! Я был глух. Я был слеп. Я сел на трон, сжал в руке тяжелый скипетр... Сейчас будут уговоривать, упрашивать, убеждать. Долго, по очереди, потом – все вместе. Они еще не понимают, что и это не поможет, даже если меня отдадут на съедение перезрелой, засидевшейся в девках дуре, даже если она станет меня насиловать пять раз за ночь и трижды – за день... Женитьба ничего не изменит. Атрей и Фиест были родными братьями. И мы все здесь – братья! И все-таки один из нас – враг... – В общем, мы решили, что ты... – это снова дядя Эвмел. – Понимаешь? Не понимаю! Не хочу! Взялись уговаривать – уговаривайте, мучайтесь. А я послушаю! Нахмурился, перехватил поудобнее скипетр, откинулся на спинку трона... Править надо, сидя лицом к югу! Песнь шестая
Полемодицея
[28]
СТРОФА-I
Наверное, здесь решили, что началась война. В смысле, началась – и уже кончилась. Богоравный Диомед, ванакт Аргоса и всей Ахайи, в милости своей соизволил захватить город Филаку. Ну, еще бы! Колесница, дюжина всадников! Как тут не убежать, как не нырнуть с головой в винный пифос или рыбозасолочный чан? Спасайся, кто может! Диомед идет! Спаслись все – вымерла вымытая весенним дождем Филака. Все, кроме одного. Именно того, кто был мне нужен. Протесилай сын Ификла ждал меня возле дубовой, в бронзовых бляхах, калитки, врезанной в глухую стену неказистого дома. В таких у нас в Аргосе торговцы средней руки живут, но для Филаки это не дом – настоящий дворец. Как раз для басилеева родича. – Радуйся! Я соскочил с колесницы, делая знак гетайрам, чтобы спешились и на месте оставались (дабы не напугать здешний народ всеконечно). Он ответил не сразу. Не улыбнулся. Странный, чужой взгляд был недвижен, холоден... – Не ходи! Не ходи к Чужедушцу! – кричала пифия. – Не смей! Не смей! Чужедушец! Чужедушец! – Радуйся, Диомед! – шевельнулись губы. – Ты долго не ехал. – Всего два года! – усмехнулся я. – Даже чуток меньше... За эти годы он не изменился, разве что седина на висках чуть заметнее стала. А глаза все те же – страшноватые. Чужие. – Чужедушец! Чужедушец! Не ходи к нему! Не ходи! В Дельфы я случайно завернул – из Фив, от братца Ферсандра возвращался. И дернул меня Дий Подземный у пифии спросить: ехать ли мне к Протесилаю из Филаки? Жрицы дельфийские с открытыми ртами стояли. Редко такое от провидицы услышишь! Ведь не она это кричит – сам Аполлон Тюрайос! Чужедушец! И вправду, словно кто-то другой смотрел на меня его глазами. Старыми глазами на молодом (нет, не молодом! без всякого возраста!) лице. – Хорошо, – кивнул он. – Заходи, Диомед! * * * Теперь уже не спешил я. Налить чашу, плеснуть Отцу Богов, Бромию плеснуть... всем остальным. – И зачем тебе понадобился Протесилай Филакский, великий ванакт? Он улыбался, но взгляд оставался прежним. Меня изучали – спокойно, неторопливо. – Мне не нужен Протесилай, родич филакского басилея, – осторожно начал я. – Мне нужен тот, кого когда-то звали не Протесилаем, не Иолаем-Первым, а просто Иолаем. Иолаем сыном Ификла, племянником великого Алкида Геракла. – Вот как? Когда мне рассказали, кто таков на самом деле Протесилай Филакский, я вначале не поверил. Иолай! Иолай-Копейщик! Тот самый! Оказалось – тот самый. Живет себе тихо, торгует помаленьку, о себе песни слушает. Молчит... – Я приехал за помощью, Иолай! Он кивнул, еле заметно дрогнул лицом. – А почему ты думаешь, что я могу тебе помочь? Меня испытывали. Впрочем, этот вопрос не был труден. – Меня послал к тебе богоравный Эвмел Адрастид, мой дядя. Мы все втроем живем под меднокованным небом... Снова кивнул. Помолчал. Отхлебнул из чаши. – А почему ты думаешь, Диомед, что я захочу помочь тебе? Разве ты не мог найти кого-нибудь другого в нашем Номосе? Или в нашем Космосе? Все верно! Сияющий Второго Шага! Как и я, как и дядя Эвмел. Сияние – древнее знание, еще от первых людей – от тельхинов, гелиадов и тех, от кого даже имен не осталось. Знание о Едином. Три состояния имеет мир, наша Ойкумена. Два из них: Космос, земные Номосы и Эфир, Номос богов. Третье же состояние – Единый, сотворивший мир из Себя. И те, кого мы зовем богами – только его Вестники. Второй Шаг... Страшно подумать, что знают сделавшие Третий! Те, что отвечают тремя словами: Номос, Космос, Вестник... – Захочешь или нет, решать тебе, Иолай Копейщик. Может, и захочешь, когда узнаешь, что говорят оракулы о войне и мире. Наконец-то он удивился! Удобная вещь – папирус! Вместо двух дюжин табличек, которых только в сундуке таскать – один-единственный свиток. Сунул под плащ – и все. Недавно из Кеми целый корабль с папирусом этим пригнали. Дорогой, однако! – Это за последние два года, – я развернул желтоватый хрустящий свиток, пододвинул ближе. – Дельфы, Додона, Элевсин, Истм, а также все известные прорицатели. Их часто спрашивают, воевать или нет. Мы же всегда воюем, Иолай! И вот... Все прорицания – за мир! Только за мир! Аполлон, Деметра, Поседайон, сам Кронион. Мир! Понимаешь? – Пока еще нет, Тидид. Он осторожно взял в руки папирус, скользнул по строчкам цепким острым взглядом... – Пока еще нет. Но, кажется, ты приехал не зря! Впрочем, прорицания – это только начало. Мелочь, в общем. Мало ли, что велят боги? Но за эти два неполных года, с тех пор, как Агамемнон воцарился в Микенах, а Фиест-братоубийца навсегда сгинул где-то в аркадских лесах, в Ахайе не случилось ни одной войны. Ни единой! Да что там, в Ахайе! Во всей Элладе! На островах, в Эпире, в Милаванде Заморской. Даже дорийцы – и те притихли. Гилл Гераклид совсем уже собрался за Эврисфеевым наследством в поход идти, железные мечи наточил. И что же? Остановили! Велел оракул дожидаться «третьего плода». Вот и думают дорийцы, чего именно? Третьего урожая – или правнуков? Думают – ждут. Конечно, не только оракулы Арея Эниалия сдерживают. Братство Елены – живет братство! Кто бы подумать мог? И даже из Микен Златообильных мирные песни слышны. Под кифару. Словно Агамемнон Носатый – не Атреев сын! |