Онлайн книга «На пути Орды»
|
«Пусть Берке тропит путь к Новгороду. – подумал Батый. – Потерь будет много. Новгород – не Рязань, не Владимир. Большие потери – вина Воителя. Воитель – Берке. Я – великодушен. Отравить. Все ощутят мою любовь: яд избавил брата от позора казни». Наконец-то гнездо разлетелось в облако мелких веточек, скорлупы и красных от крови перьев. «И пусть Бушер сопровождает брата, помогает советами. Никто не знает, что Бушер бессилен в вопросах войны. Одним ударом – от обоих. Персидский мудрец стал слишком прозорлив, „его стало тут слишком много“, как сказала бы покойная Сабира. Надо только, чтобы кто-то объявил мою волю. Не следует это приказывать самому… Но кто?» Взгляд хана скользнул по свите и остановился на Бушере, бывшем к нему ближе всех. Взгляды их встретились. – Твой приказ, посылающий лучезарного Берке вперед… и меня вместе с ним, огласит Хубилай, – едва слышно сказал, слегка поклонившись, Бушер. – Я прикажу ему, твоим именем… – Ты научился читать мысли, старик? – О, нет, Повелитель! – ответил Бушер. – Это ты разучился скрывать их, Великий… Батый промолчал, хотя знал, что язык человеку дан именно затем, чтобы скрывать свои мысли: за пятьдесят лет Батый уже устал их скрывать. * * * Медведев позвонил по внутреннему Бокову: – Михалыч, я закончил отчет о ночных событиях, забеги ко мне, прогляди по диагонали, если время есть. – Здорово! – похвалил Боков, прочтя. – Сам бы не видел, своими глазами, решил бы, ну вот, по рапорту судить – вас еще и наградить надо. Износ оборудования, недофинансирование, недопустимые замены комплектующих… Все знакомо. Полмиллиона долларов спалили спьяну, ну если откровенно? Наоборот: вы, получается, спасли основное – блоки питания и кадровый состав, людей. А в целом, выходит, никто и не виноват! – Почему никто? Управление виновато. Мало денег дают. – Это тебе-то мало? – Конечно! Платили бы людям побольше раз в десять – другие люди бы были, другая дисциплина. – Ну… – усомнился Боков. – Сколько вору ни плати – он воровать не перестанет. Российская история… – Да бог с ней, с историей! Меня одно волнует – погибший офицер. – Да почему ж – погибший? Сам же говорил… – Ну, пусть живой, не будем спорить. Скажу аккуратней: ушедший из жизни. Ушедший навсегда. – А куда его, вы не уточняли еще? – Да в глубокое прошлое, куда-то в интервал от десятого до четырнадцатого, пожалуй, века. Точнее сказать невозможно. Где-то там. – И что ж, оттуда – никак? – А как? Откуда там стартовый комплекс, чтобы его назад откинуть? – Так стартовый комплекс можно туда по блокам послать? И там на месте, в прошлом, смонтировать! – Ага, – саркастически хмыкнул Медведев. – В придачу с электростанцией… Да и куда? Мы же точно не знаем – не то что в каком году-месяце, но даже век… – Медведев пожал плечами. – А хоть бы и знали, стартовиков кто потом будет оттуда вынимать? Следующих присылать? Там что, база такая появится – вроде международной космической станции со сменным экипажем? Кто ж это разрешит-то в прошлом хозяйничать? В прошлом году хотели было там, сверху, охотнички, перед самым пожаром тысяча восемьсот двенадцатого года слетать, Москву почистить… Все равно ж сгорит! А драгоценности там были немереные! Сплошной антиквариат вдобавок. Ох, сприватизировать-то как ручонки чесались! До президента дошли – не дал! Ты там, в прошлом, собаку пнешь шелудивую, а здесь цены на нефть упадут! Опасно. Очень опасно! Какая выйдет загогулина, кто знает? Да и вообще – кто выделит миллионы, считай, на спасение какого-то там старшего лейтенанта? Гори он огнем! – Да ты же только что сказал «меня волнует погибший офицер»? – удивился Михалыч. – Волнует – в другом смысле! Был бы он в составе экспедиции, списал бы я его в расход тем же рапортом, вместе с техникой. Но ведь нельзя! Он во всех списках, еще с Москвы, – отдельно, не в составе! Значит, делать ему на пусковой было нечего. А он там был, понимаешь? И деться тут некуда, признать умершим все равно придется. Он же у тебя в личном составе числится, стоит на довольствии? Да! А по сути это вакансия. Сына он один воспитывал? Один. Отец-одиночка! Как сыну пенсию оформлять по потере кормильца? Как мальчика в детский дом отправишь? Одни вопросы! – Ну, это вопросы-то юридические. А у меня есть вопрос посерьезней. Что сыну сказать? Медведев задумался. – Вы вот что! Ты ничего пока не говори. И не предпринимай. Договорились? – Это проще всего. Всю жизнь молчу, ничего не предпринимаю. И вот, полковник… – За неделю, за две утрясем. Я еще посоветуюсь кое с кем наверху, сам подумаю. – Я тоже подумаю. Событие не из приятных. В полку уже пять лет потерь не было. И на тебе! Надо теперь по-людски, надо готовиться. Пусть все будет по-человечески, раз уж так вышло… – Пока никому ни звука! – И так все уже знают, – пожал плечами Медведев. – Как скроешь-то? Приказа о командировке не было, в отпуск не собирался. Есть график дежурств, занятий, начфинштаб, кадры… Не-е-т, надо готовиться! – Но сыну пока – ни гу-гу! Скажи сыну – в командировке отец. В далекой, в секретной… – В предельно опасной. * * * – Татары! – крикнул дозорный с крыши ближайшей избы. К Берестихе приближался усиленный татарский разъезд. В первом ряду Аверьянов сразу разглядел татарина в богатой красной шапке с опушкой из рыжей лисицы. В морской тридцатидвухкратный бинокль хорошо было видно его злое мстительное выражение лица. – Я тебя знаю… – вполголоса произнес Коля себе под нос. – Ты с пруда смылся, – думал, я не видел… Кодлу привел. Своих вытаскивать. Понятно… Коля опустил бинокль на грудь и повернулся к мужикам. Внутри крепостишки, вдоль четырехметрового тына, состоящего из вкопанных в землю вплотную друг к другу бревен, стояли наспех сооруженные козлы с настилом. Защитники Берестихи стояли на «высоте»: острия тына были у них на уровне лиц. Слегка присев или согнувшись, можно было укрыться, наблюдая за противником сквозь щели меж бревнами; стоя же во весь рост, было удобно стрелять из лука. При этом даже стоящий в полный рост высокий боец был надежно защищен от стрел вплоть до уровня солнечного сплетения. – Что, братцы? – сказал Коля. – Пленных под замок – и до ментов, а диким этим, блатным, – он указал в сторону надвигающегося разъезда, – кренделей дать придется! – Да где ж кренделей-то взять? – удивился кто-то. – У нас и хлеба не густо! – До урожая надо дожить! – Ошибся, – поморщился Коля. Он жестом и мимикой изобразил то, что хотел сказать, не в силах подобрать слово, понятное местным жителям. |