Онлайн книга «На пути Орды»
|
– А также Булгакова, Чехова… – Организаторские способности! Видно за версту: сначала нас скрутил, а потом и их. – Я, честно говоря, после сорока лет стал молодежь, особенно очень юную, побаиваться. Мне иногда кажется, что они, некоторые из них, мысли у окружающих читать могут. – Ну как же, как же! Помнишь, у Губермана Игоря: Я молодых, в остатках сопель, Боюсь, трясущих жизнь, как грушу. В душе темно у них, как в жопе, А в жопе зуд – потешить душу. – Это тоже есть, это про старшего моего, – двадцать лет уже, так лопух лопухом, – один маркетинг с промоушеном в голове. А младшая – одиннадцать лет. Не девка, а Софья Ковалевская. Такое скажет иногда, – кровь в жилах стынет в ноль секунд. – Мутация, наверно, какая-то. Слава богу, что мы не школьные учителя… – О, это точно! Хуже человека не накажешь. За это как раз первую и выпьем! – Во, натаскал-то! Очищенный от вспомогательных приборов и инструментов лабораторный стол ломился от яств: ярких коробок, банок, тюбиков, контейнеров различных расцветок и форм, бутылок, флаконов, фляжек и странного вида емкостей, – вот именно емкостей, точней и не скажешь. Несмотря на то что ничего еще не открывалось и не откупоривалось, какой-то непонятный торжественно-радостный запах витал над натюрмортом – настолько богатым и протяженным, что казался вполне достойным быть изображенным в качестве круговой натюрморт-панорамы. – С чего начнем? – Не знаю. Вот, например, «Ализанский забон по-севажски», перед употреблением слегка транспонировать, а? – А «Кинолака под урезом»? – Давай вот это попробуем? Красивое лаконичное название – «Заныка»? – «Гном в маринаде»?! – А Сусанина по-польски там нет? – Бланшированного на кусочки? Не кощунствуй! – «Каротажный будок в гюрзанном соусе»… – Глокая куздра сплошная… – Выпить надо сначала! – Вот, Здравком рекомендует: «Сок березовый с мякотью»!.. – Сок желудочный с мякотью, еще скажи… – Вот, наконец! Наше название: «Озверин крепкий», не рекомендуется детям до сорока лет, беременным женщинам, водителям подручных и арбитражных средств, а также лицам с нарушенной символикой… – Я тоже что-то крепкое нашел: «Дракула»… – Сколько градусов? – Нет никаких градусов. Отмечено «без последующего бальзамирования»… Это бальзам, наверно… Нет, написано… вот, мелко… горькая… – Настойка? – Нет. «Участь» написано… Горькая участь… Хлебнешь? Я открою! * * * – А этот гад сказал, что ты погиб! Михалыч резко крутанул баранку, выводя «опель» из укромного закутка возле КПП. – Какой гад, папа? – спросила Катя, уже жевавшая на заднем сиденье вафельный торт тридцать пятого века. – Да этот вот, Медведев… Вон, глянь-ка, какой «мерседесище» пригнал сюда свой. – Михалыч кивнул в сторону черного нового лимузина, припаркованного возле самой проходной. – А говорит, что получает вдвое меньше моего… – Зато, быть может, в пять раз чаще, – пожал плечами Алеша. – Что про отца, узнать что удалось? – Да. Все выяснил. Обещали помочь. Через неделю примерно его сюда назад телепортируют. Там есть небольшие сложности. Чисто технические. – Как там, кстати, живут-то люди, – в тридцать пятом веке? – Как? – задумался Аверьянов-младший. Врать никакого желания не было, а говорить правду было стыдно. – Живут по-разному… – То есть? – Да видите, в чем дело… Меня заблокировали на целый круг тем. Так что многие вещи я просто забыл. Как бы. Это была необходимая процедура – частичное стирание памяти. Иначе они меня назад не отпустили бы. Не все можно знать из того, что еще нам предстоит узнать. – Не-о-ня-ва… – промычала Катя с набитым ртом. – Очень вкусный! … «Не-о-ня-ва» означает «не поняла»! – повторила она. – А что тут непонятного? Знание будущего – это предсказание, так? – Так. – А не всякое предсказание – на пользу… – Ну, например, какое-такое предсказание может быть не на пользу? – От которого руки у всех опустятся, например. – А кто решил, что все должны жить с поднятыми руками? – Руки здесь ни при чем, Катька. Людей нельзя лишать надежды, вот в чем дело! – Почему? По-моему, это глупость! Вот я говорю, Лизке из соседнего подъезда, пятикласснице: «Если не будешь зубрить – английский не выучишь»! Она надеялась, что выучит, не зубря. А просто учебник на ночь клала под подушку… А я ее надежды р-р-раз – и лишила! Что, разве плохо? – Да я говорил о другой надежде… – Ты сам запутался. Я вижу! – Ну, опять сцепились! – поморщился Михалыч. – А чего он, папа, наезжает? – Наезжает, а ты уступи. У него интерес пропадет. – Очень-то надо! – Что, я не понял? – Михалыч оглянулся на дочь. – Да чтобы интерес-то пропал. У меня, может, цель диаметрально противоположенная. – А именно? – удивился Алеша. – Вам не понять! – махнула рукой Катя. – Все вы, мужского пола, немного того… – Забавно! – хмыкнул Михалыч, не отрывая глаз от дороги. * * * Звездное небо. Черные кромки лесов. Все! День кончился. Коля брел спать, но, увидев Глухаря, сидевшего возле своей избы, остановился, сел рядом… – Жалко, князь Драгомир Бориславович сбежал… – сказал вдруг Глухарь. – А что он тебе? – удивился Коля. – Да всю медовуху из Берестихи с собой увез, гад… – А если б нет, то что бы? – Я б выпил, – признался Глухарь. – Я бы тоже, – согласился Коля. – После такого дня. Стресс снять. – Сам Бог велел, – кивнул Глухарь. – Никто не осудит… – У меня есть «медовуха»!!! – крикнул Коля и вскочил, просветленно хлопнув себя по лбу. – Море жратвы же есть! И выпивки! В контейнере! – Да тихо ты, чумной! – зашипел на него Глухарь. – Да ты ведь слышишь плохо… – почти шепотом ответил Коля. – Чего мне надо – я всегда услышу, – таким же шепотом ответил Глухарь. * * * В горницу княжеских «хором» набилось немало народу, – пришли все, кто хотел. Стол был завален деликатесами конца двадцатого века, тюк с надписью «запасной парашют» был опустошен разом и до дна. |