Онлайн книга «Варяжский десант»
|
Коптина и Горбунова риск, связанный с работой в парной связке, не волновал. Они считали, что риска не было вовсе. Роль им отводилась предельно пассивная, это во-первых, а во-вторых, до смерти Ивана Грозного оставались какие-то недели, и репрессии в стране заметно снизились. В-третьих же – главное! – все были потрясены пожаром, ведь слобода вспыхнула от удара молнии. Гроза в феврале! Тут было над чем призадуматься. Опричники всерьез, впервые может быть, задумались о Боге, и какие-то Горбунов и Коптин были им по барабану на фоне февральской грозы. В первый же день их блуждания по еще дымящемуся пепелищу Коптин обратил внимание на странную группу, пожаловавшую сюда тоже, видно, с экскурсионной целью. Центром и сердцем группы была молодая боярыня, лет двадцати, ослепительно красивая, в шубке и шапочке из голубых песцов. За нею следовали мамки-прислужницы плюс человек десять дюжих охранников. Компания приехала на четырех возках, один из которых, выполненный в виде двух золотистых лебедей, выделялся невиданным комфортом и роскошью. В клювах лебеди держали некое подобие облучка, на котором восседали возница с помощником, меж крыльев лебедя располагалась полость – обшитый медвежьими шкурами «пассажирский салон», снабженный покрывалом из волчьих шкур. – На таком и до Южного полюса доедешь, – шепнул майор на ухо Коптину, чуть заметно кивнув в сторону возка. – И девка… Страсть как хороша! – Да-а-а… Ветка сирени в мае… Радуга счастья… – Точно! Такие б речи – в ушкo б ей на ночь! – согласился майор. – Ну, прям в очко! – Помолчи! – Тут сразу ноги бы себе за уши заложила б! – Заткнись, Горбушка! – Да я молчу… – Вот и молчи. Молчали долго – каждый о своем. Первым разжал губы майор Горбунов: – Все равно ничего не выйдет. Нельзя!.. – Что? – спросил Коптин. – Нельзя! – Майор сделал непристойный жест, демонстрируя, что именно нельзя и как нельзя. – О чем ты, майор?! – Голос Коптина задрожал от презрения, смешанного с ненавистью. – О том же, что и ты. Вот будь я ветром – я бы ей вдул! – Ага, – бесцветным голосом произнес Коптин. Он решил не связываться с дураком майором. – Такую трахнуть… Эх-х-х! Не головой об угол, нет, не так! – Пошлость говоришь, мусор изо рта сыплется. А вот и грязь пошла капать… – Понимаю, – с шумом вздохнул Горбунов. – Я нарочно так – чтоб не расслабиться… – Перехватив взгляд Коптева, майор окончательно стушевался: – Вообще в ту сторону смотреть не буду! Рад? – Очень, – выдавил из себя лейтенант. – А ты молодой еще, лейтенант. Могу и тебя научить. – Чему? – Работать! В рабочее время – работать. Вон, служивые идут. Очень серьезная группа. Сразу видать, из бывших. Хотя опричник бывшим не бывает… Пойди поспрашай, где подарки от купцов ганзейских царь Иван хранил. Они, по-моему, их и ищут. И понапористей, понаглей. Имеешь право будто, понял? – Понял… – ответил Коптин и двинулся к группе опричников вялой походкой – нога за ногу. Однако этим история с юной красавицей боярыней не закончилась. Данный, казалось бы совершенно незначительный для будущего отчета в Управлении, эпизод получил неожиданное продолжение на другой день. Дело в том, что молодая красавица боярыня вновь приехала на пожарище. – Смотри! – шепнул Горбунов Коптину. – Опять она тут! – Да вижу я. – Чего это она? Один раз понятно – пожарище посмотреть. Женское любопытство. Тут без вопросов. Но снова? – Может, сгорело у нее тут что-то… – Во дворце-то в царском? Сомневаюсь. Да и от лошадей, гляди, до сих пор пар валит. Гнала, значит, торопилась. Да? – Не знаю, – пожал плечами Коптин. – А вот я знаю, пожалуй. – Майор поднял с земли железяку и, осмотрев ее, бросил: – Ерунда. Разгадка проста. Она в тебя втюрилась. Сам посмотри, так глазами в тебя и стреляет. – А может, в тебя? – предположил Коптин. – Э-э, нет. Я бы почувствовал. Что молчишь? – А что мне теперь, петь, что ли? – Да, радоваться нечему. Это верно. Лучше и не пробовать. Служба безопасности потом семь шкур спустит. Не рад будешь, что на свет родился. – Да бросьте вы, пожалуйста! – Ого, на «вы» начал? Ну, значит, достало… Эк пробрало-то тебя! Майор был прав; Коптин понял это час спустя, когда рядом с ним, только что закончившим обстоятельный разговор с тремя бывшими псарями, прискакавшими сюда по старой памяти помародерствовать, возникла одна из мамок, сопровождавших боярыню. – Бог в помощь! – Спасибо, – поклонился Коптин. – И тебе дай Бог, бабушка. – Ишь, горе-то какое! – Старушка указала взглядом на пожарище. – Вот наказал-то нас Бог! – Да, горе горькое… – согласился Коптин и добавил как-то невпопад: – А боярыня-то у вас красавица какая! – Так ведь и ты, добрый молодец, ей приглянулся, – простодушно отреагировала мамка. – Вчера аж до полуночи уснуть не могла, тебя вспоминаючи. – Правда?! – Что ж я врать-то тебе буду, добрый молодец, мне до Врат Небесных два понедельника кашлять осталось! – Типун вам на язык за слова-то такие! – Ну, где ж ты тут, Лукерья? – раздался вдруг мелодичный голос, и из-за кучи изразцов, бывших три дня назад печкой, показалась юная красавица в песцах. – Ах! – довольно правдоподобно испугалась она, словно бы невзначай увидев Коптина. – Здравствуй, боярин! Ты куда запропастилась-то, Лукерья? Мы уж испугались, вдруг ты в подвал какой провалилась? – Нет, не проваливалась. Я, как ты и просила, с боярином пригожим языком зацепилась! – Что ж ты говоришь-то непотребное?! – Щеки боярыни вспыхнули в морозных лучах февральского солнца, как алые паруса в Коктебельском заливе… – Ой! – спохватилась мамка, схватившись за щеку, будто у нее внезапно заболел зуб. – Твоя правда, язык-то как помело, сором лает… Ты прости меня, боярин… – Бог простит, и я прощу! – улыбнулся Коптин. – Как звать-то тебя, добрый молодец-королевич? Истинное имя называть запрещалось, а все обычные имена, пришедшие скопом на ум, были слишком невыразительны для создавшейся ситуации. Подыскивая себе имя, Коптин слегка замешкался, а потом бухнул первое пришедшее в голову: – Силикат Силикатыч… – Вот имя-то чудное какое!.. А сам откуда? Где живешь-то? Подумав, что профессионально врать он еще не умеет, не генерал, Коптин бухнул незнакомкам чистую правду, прозвучавшую нелепее любой лжи: |