Онлайн книга «Контакт первой степени тяжести»
|
Почетный караул вытянулся по стойке «смирно». Подали трап. Дирижер духового военного оркестра воздел руки, готовясь урезать гимн… И тишина. И пауза. Ни малейших движений. Старший из группы встречающих, видный мужчина лет пятидесяти, наклонился к уху стоящего рядом с ним – то ли начальника охраны, то ли переводчика… Что-то прошептал… Тот, согласно кивнув, достал из кармана складную трубку радиотелефона, выдвинул антенну… – Хай! Ну что там, Дед ваш – опять нажрался, как свинья? Выслушав ответ, переводчик наклонился к старшему: – Какая-то проблема с головой… С мозгами… Память… Временное помутнение… Астенический синдром – во! Старший молча махнул: пусть, дескать, проваливает… – Хай! – снова сказал переводчик в трубку. – Вам открывают эшелон. Счастливого пути! От самолета откатили трап. Через минуту самолет взлетел. * * * – Ну вот. Основное давление сняли. Портреты внуков из головы теперь вон. Что называется, «заспал», харя пьяная, – сказал Борис Белову. – А остальное – тебя поищут, но схватить не схватят. В тюрьму ты уже никогда не попадешь. Не суждено. – Точно? – Точнее не бывает. Точно! Ведь матрица судьбы твоей кончается на… – Тренихин осекся и вздрогнул, услышав нечто неслышимое для Белова. – Все! Больше – ни слова! Так… Ладно. Что же, Коляныч? Расстаемся!..Вот и прощай! – А почему «прощай»? Да еще так печально, слушай… Я сейчас расплачусь. – Не плачь, не надо. Ты сам ведь так решил. – Борька пожал плечами. – Конечно, грустно, что и говорить. Я мог бы, я могу сказать и «до свиданья», но что это меняет? Два слова ничего не меняют, – он улыбнулся. – Почти ничего. Ты прости уж, Коляныч, если что не так вышло… – Я все равно тебе не верю, гнида хитрая, – сказал Белов. – Шанс есть всегда. Шанс есть у всех. Даже в русской рулетке есть шанс. Мир так устроен! – Никто не знает, как устроен мир! * * * Эта последняя фраза еще стояла в ушах Белова, когда он понял вдруг, что снова стоит на полустанке, на разъезде «1952 км», – в дурацком кашемировом пальто, весь мокрый вдрызг, без денег, без надежд, без перспектив… * * * Калачев постучал в дверь с надписью «Судмедэкспертиза». – Позвольте? – Здравствуйте. Мы выполнили вашу просьбу. Человеческая рука по линии запястья отрывается усилием пять-шесть тонн. Максимум. – То есть если я попытался бы с руки сорвать наручник, – уточнил Калачев, – который разрывается усилием десять тире четырнадцать тонн… – Вы оторвете себе кисть руки наручником – и только, – закончил эксперт. * * * Думать было нечего, надо было продолжать жить. Не ново, впрочем, не свежо – ведь именно этим он и занимался последние десятилетия. Белов зашел в осевшее на один бок, перекосившееся здание полустанка. Сто лет назад крашенные стены – в застывших потеках краски. Сто лет назад краски было, видать, выше крыши. Скамейки. Две. Облупленные, выщербленные. Бачок с водой и кружка на цепи. Закрытое окошко кассы. Решетка на окошке. Занавеска за стеклом. Вот, рядом с кассой – расписание. «В Москву» и «Из Москвы». Написанное от руки, дешевой шариковой ручкой… Она, эта ручка, то писала, а то и нет… Стоять перед окошком или сидеть на лавочке можно было сколько угодно: но ничего не высидишь… Белов постучался в дверь с надписью «Служебный вход». – Да-да! Он приоткрыл дверь. Две женщины средних лет сидели возле пульта связи и пили чай. – Что вы хотите? – спросила женщина, не поднимая глаз от чая. – Хочу уехать в Москву. – Идите в зал, к окошку. Билеты за час до поезда… – она подняла взгляд на Белова и даже вскрикнула – от ужаса… – Что?! Что такое?! – еще больше испугался сам Белов. Метнулся к зеркалу: фу-у-у, слава тебе, господи: клыки не выросли… – В каком вы виде?! Боже мой! – Ну… Провалился в болото… – В таком виде вас в поезд могут и не пустить! – Да у меня и денег нет – к тому же, – почти что с похвальбой в голосе сообщил Белов. – Ох, удивил чем! У нас их тоже нет. – Зато у вас есть телефон… Вы разрешите – может быть, мне вышлют. – Что, обокрали вас, что ль? – Не то слово… – уклонился Белов от прямого ответа. – Сними пальто-то… К печке сядь вон, погрейся! – Хотите чая? – С удовольствием! – Да как ты вешаешь пальто-то? Да за неделю так не высохнет. Сначала наизнанку. Перевесь сюда, там же от окна тянет… Вот, хорошо. И карманы выверни. Как только Белов начал выворачивать первый карман, из него выпала стодолларовая купюра… Белов поднял ее – она была практически сухая… – Что сей сон означает? – Ого! А говорил, что нет денег! – Здесь есть где поменяться? – А как же, конечно – рядом. Видели паровоз? – Это который в землю-то врос? – Ну! Это и есть обменный пункт. * * * Мертвый паровоз был действительно переоборудован в обменный пункт: на тендере мелом был начертан курс покупки, курс продажи. Не успел Белов залезть в кабину машиниста, как дверца топки распахнулась. Белов сунул туда, в топку, свои сто долларов. Топка захлопнулась. Не прошло и тридцати секунд, как распахнулось поддувало и из него высыпалась куча рублей. * * * Засовывая пачку российских купюр в карман брюк, Белов вдруг почувствовал, что там, в кармане, опять лежит какая-то бумажка… Он вытащил ее – сто долларов! Снова засунул руку в карман. Опять сто. В другой карман. И там сто. Еще раз! Сто. А в этом? Сто. А ну– ка, снова? Сто! Все были новенькие, сухие, с различными номерами. Да сразу было видно, без телескопа, даже без детектора, что доллары самые настоящие. Белов подумал и зло цыкнул зубом. «Таким вот даром наградить того, кто себя считает художником… – мелькнула у него в мозгу невеселая мысль. – Подсунуть бесконечное благосостояние художнику – такое только этот козел мог придумать. Вот сука же, иезуит поганый! Плесень! Поддел, нечего сказать, поддел! Из-за угла! По сучьи так, исподволь… Мерзавец». |