Онлайн книга «Контакт первой степени тяжести»
|
– И любовь?! – Конечно! Разумеется, старик. – И полную свободу – быть кем хочешь? – И даже чем ты хочешь. Хочешь, можешь стать камнем, ложкой, горой, ручейком, островом… – Но – в том числе – и просто человеком? – Да! Вот, например, как я сейчас – я ж говорил уже. – И говорил еще – что едва ли я этого захочу. – И это говорил. Все верно. Да ты уже был ведь человеком сорок два года, старик, – сколько же можно: одно и то же почти изо дня в день! – Ты очень часто стал повторять «почти». Почти я сдал экзамен, почти без подсказки, почти все получишь. Почти, почти, почти… – Да, друг Коляныч. Почти – это важно, старик. Важно потому, что ничего абсолютного в мире не бывает. – Почти? – спросил Белов улыбаясь. – Я гляжу, что ты, Коляныч, уже все почти понял и уже почти согласился. – Да… Это правда: терять-то нечего. А пожить несколько тысяч лет, побывать, посмотреть, понять. Занятно, что говорить! Одна только загвоздка у меня, да и то небольшая. Мне ведь нужно два билета, Борис. Я же теперь женат. Борис расхохотался. – Старик, послушай, ты – один. Ты здесь. И только ты. Лишь ты в контакте. Один. Здесь нет никого, кроме нас. – Ты можешь Ленку высвистать сюда? – Могу, но это… Тут запрет, старик. Тут – глухо. – Но мы ж друзья. А ты – Бог, как-никак? – Я – Бог. Все верно…Но это не проходит. Ты должен сам, понятно, сам сюда явиться. Как я сюда пришел, как ты… Ведь ты же сам пришел, да? – Но ты ж мне помогал? Ну, молния там, падение со скалы… – Да. Но тоже почти! В падении со скалы – тут тебе натурально повезло. А с молнией – согласен, я козла прижег по маковке – это моих рук дело. Да и наручники ты без меня бы тоже – хер порвал бы. Но дело-то не в этом! Одно дело – помочь. Тому – кто очень хочет! И изо всех сил старается – ты это тоже себе заметь! И совершенно другое дело – притащить по блату. Как говорят в Одессе – две большие разницы. На Бога надейся, а сам не плошай. Бог за тебя стирать, ботинки чистить, в муфельной печи керамику обжигать не будет. Потому что не Боги горшки обжигают. – Тогда вернемся на исходные. – С удовольствием! Билет имеешь ты. И только ты. Ты можешь его взять, а можешь и отказаться. Однако ты учти и то, что отказываешься ты только раз. И навсегда. Потом, отказавшись, если вдруг передумаешь, то уже все, уже не переиграешь – второго приглашения не будет. – А если я вернусь в Москву, и снова – с ней – сюда? – Смешной ты человек! Ты думаешь, они к себе любого берут? Кровь свежая нужна, это верно. Но не любая группа. А только А1, старик, ты ж понимаешь… – А вдруг у Ленки именно А1 и есть? – Тогда, наверно, я сказал бы тебе нечто иное, не находишь? Таланты им нужны, старик, таланты. – А у меня какой талант? – Белов почти что испугался. – Скажу! Но ты не обижайся. В тебе талант порядочности. Верность, знаешь, есть такое понятие? Обязательность? В тебе этого добра почти на сто процентов. А это редкость страшная – во всей известной части нашей Вселенной. Скажу по секрету, не только в России бардак, а и во всей Галактике – тоже. Обещают, не делают. Накалывают, напаривают, обувают – это повсеместно. Порядочность, Коляныч, очень ценится. Именно потому, что ее мало. – Ты что-то крутишь, Борька. Я вижу, ты врешь ведь, скотина. Что-то недоговариваешь, хитришь, крутишь мне мозги! – Ничуть. Я прямо говорю: у вас двоих нет шансов. И если ты уйдешь, то ты уйдешь. – Ой, врешь ты, Борька! Брешешь: я же по глазам вижу. Шанс есть всегда – не ты ли в бытность любил повторять: «шанс есть всегда», «шанс есть у всех»?! Не может быть, не верю, чтоб шанса не было! Один шанс есть? Из тысячи? Из миллионов миллиардов? – Еще раз повторяю я тебе: если ты уйдешь – получишь скромный дар– за беспокойство, ну, вот как сцепщик. И все. Назад дороги нет. – Да почему назад? Ведь это не назад дорога, а вперед! Я говорю: да, я согласен. Но я в Москву сгоняю – за женой… Что здесь такого? – Ох, Коляныч, ты все-таки – как и все люди – питекантроп тот еще! По слогам, специально для слабоумных и неинформированных: мы все живем отдельно – каждый живет сам. Может быть, ты сроду не обращал на это внимание, но это именно так, ты поверь мне уж на слово. Рожденье взять – каждый рождается в одиночку, смерть – тоже каждый лично подыхает – ни за Родину, ни за Сталина – а только за себя за самого. И больше ни за кого. Перед Богом – аналогично – ответственность сугубо персональная. Что я тебе элементарные вещи объясняю? Известно уже тысячелетия. Любому же козлу ясно. – Я все-таки попробую. – Ты можешь даже не пытаться. Это неудача. И не простая там осечка. Это смерть. – А что мне иначе, скажи – тюрьма? За то, что я тебя «убил»? Да уж, конечно, лучше подохнуть, чем такая перспектива замечательная реализуется! – Решайся, Коляныч, решайся, – сухо произнес Тренихин. – Решился! – Белов бросил картонку в костер. – Нужно два билета. Билет мгновенно вспыхнул ярчайшей вспышкой, брызнув во все стороны голубыми нежными искорками, и исчез, как растаял, не оставив в воздухе ни малейших следов. Тренихин долго молчал, глядя в огонь. Наконец он, старательно отводя глаза в сторону, тихо спросил: – Что хочешь получить в дар? Навек и на прощанье? Проси и – сбудется! – Чтобы менты от меня отстали. Мне кажется, это справедливо. Тренихин чуть заметно улыбнулся, потеплел лицом. – Да, справедливо. – Зажав пальцем одну ноздрю, он высморкался в костер и закончил мысль: – Справедливо, но неисполнимо. – Как так – неисполнимо? Во дела! Старик, ты что: мы так не договаривались! – В лоб, прямо – ну, напрямую – неисполнимо. Тут карма… Ты не поймешь. Это трудно, долго тебе объяснять… – А не хера мне объяснять! Ивану Грозному объяснять будешь: карма-хуярма! – Белов почувствовал, что он не на шутку рассвирепел. – Звездопроушина космическая. Дурака-то валять! Совсем, смотрю, ты с этими, высокоразвитыми, гнойником стал – ну, не подъедешь! Делай давай! Ломаться мне будешь тут! – Мы сделаем… сделаем тебе то, что ты просишь, но похитрей, иначе, не «буквально», что ли… Тот, кто давил на следователей сверху – тот забудет, выпадет из мозга это у него. Смотри в огонь, поймешь… Белов посмотрел в огонь костра и увидел вдруг поле – бетонное серое поле… * * * По бетонному серому полю пробежал, коснувшись колесами полосы, большой самолет с надписью «Россия» на борту. Затормозив, самолет сошел с полосы и, прокатившись по рулежкам, выполз на площадку, прямо к ковровой дорожке, постеленной на бетон. |