Онлайн книга «Контакт первой степени тяжести»
|
– Мы не успели, – извиняющимся голосом пояснил Борис. – Закрыли баню перед самым носом? – парень слегка отвернулся от Бориса, чтоб не дышать перегаром, исходившим из тренихинских недр. – Как вас увидели – сейчас же на замок. Со мной так тоже один раз было. – А вот скажи, господин зубоскал – у вас случайно нет с собою карты Приполярного Урала? – Случайно? – парень даже хохотнул от удовольствия. – Случайно есть. – Дай глянуть. Можно на секунду? – Конечно! Ты только руки вытри об штаны – о'кей? Не вступая в пререкания, Борис старательно вытер об джинсы руки. Нагнувшись, парень вытащил планшет, лежащий на подхвате, в верхнем клапане рюкзака, а вместе с ним и полотенце – из рюкзачного кармана: – Теперь слегка еще их полотенцем, ручки – и можешь посмотреть. – Испачкаю. – Борис опасливо окинул взглядом полотенце – белоснежное. – Не! Все равно стирать. Оно же грязное. – Ты грязного, мой друг, не видел… – пробормотал Борис, старательно пачкая полотенце. – Нет, это ты не видел чистого, – возразил парень. – Ну вот, теперь годится. Борис развернул планшет и аж присвистнул: тот содержал, пожалуй, больше сотни листов подробнейшего двадцатитысячника: в одном сантиметре двести метров. – О-о-о! – протянул Борис. – К такой карте еще бы и оглавление, а лучше б – и путеводитель. – Путеводитель – это я, – представился парень. – Тебя чего интересует-то? – Меня интересует место впадения реки с названием… э-э… Хамбол в реку с названьем… Подожди! Забыл что-то… – Лимбек! – О! – восхитился Борис. – Твоя правда. Лимбек! – Это запретная зона. Тебе нужна запретка. Лист сорок четвертый. – А почему эта зона – запретка? – Откуда я знаю? Я, что ли, ее закрывал? Заповедник, может быть. А может, камушки, золотодобыча. Вояки, база какая-нибудь военная. Ракетные шахты, система ПРО. На картах это не отмечено – так что если ты шпион, то губы особо не раскатывай. – Я спросил от фонаря, извини. Думал, может, знаешь? – Я не знаю. И не хочу знать. Я в запретки не суюсь. Вот, видишь, закрыт весь квадрат? И все соседние закрыты – восемь. – А кем закрыты? Местными властями? Как это понять? – Они закрыты распоряжением ЦС и МКК. – ЦС и МКК? – Аббревиатура. ЦС – центральный совет по туризму и МКК – маршрутно-квалификационная комиссия. – Ну, это невеликое начальство! – Для нас – начальство. – Для вас-то – да, – ядовито хмыкнул Борис. – А мы – бомжи. Для нас и Бог – не очень-то начальство… А где же здесь железная дорога? – Тридцать девятый лист. Вот. Разъезд. Отсюда – зимник: сороковой лист, сорок первый, сорок второй… Все. Далее – по азимуту. Пересеченка. От Яптик-Шора, брод – юго-восток идешь по компасу. Но здесь склонение, учти – семнадцать градусов – на Приполярном Урале… – Километров семьдесят-то – от железки? – А то! – И нет жилья, я вижу. – Глухо. Сплошная ненаселенка. А ты, я гляжу, как раз туда и собрался, так, что ли? – Да думаю… – Ты там сдохнешь. – Считаешь? Но ты, я вижу, пока что не сдох? – А я там и не был. – А что так? Неужели неинтересно? Понимая, что карту ему скопировать не дадут, да и времени на это нет, Борис тянул резину, стараясь запомнить трассу и ориентиры, создав в памяти хотя бы абрис, крок. – Закрыт район. Не с потолка же он закрыт. Наверняка причина есть. – Может быть, есть. А может – и нет. Знаешь песню: «Много у нас херовин, каждый мудак – Бетховен»? – Вот я про то-то и толкую: это узнаешь там уже, на своей, на собственной, на шкуре. – А что, вот так – молодые, прыткие, вся жизнь впереди. А в запретную зону лезть – неужели неинтересно? – Кому что, старик. Каждому свое. Есть ребята – и по крышам ходят. С закрытыми глазами. Ночью. – Лунатики? – Нет, идиоты. Будешь срисовывать? Пять минут у тебя еще есть. А карандаш и бумажки я дам. – Да я запомнил. Спасибо. У меня память зрительная – во! Я же художник с мировым именем! – Борька поковырял грязным ногтем в зубах, а потом не без лихости высморкался перед чистюлей-туристом при помощи двух пальцев и, поклонившись – учтивее некуда – отплыл от стайки молодежи. – Забавно, – сказал Борис, подходя к Белову. – Это место существует в природе. – Какая тебе разница – существует оно или нет? – Огромная! Что сцепщик не совсем гнал пургу. Какая-то доля истины в этой истории есть. – А тут какая разница – есть доля истины или нет? – Ну, как? Ну, все-таки. Интересно же! – Пойдем. Метро открылось. Пока дойдем, как раз публика схлынет. Они расстались перед зданием вокзала: Белову нужно было нырнуть вниз, в подземный переход, в метро. Борису же левее, за вокзал, за угол, за памятник Ленину и далее пешком по направлению к Красносельской, к Сокольникам. Белов проводил его взглядом. Борис завернул за угол и скрылся из вида. На углу, за которым скрылся Борис, висел указатель: «Суточные кассы. Поезда дальнего следования». Стрелка указывала за угол. Туда, куда завернул Борис. * * * «Вот что он не учел, следователь… – подумал Белов. – Он не учел, что у Бориса была еще одна точка, в которую он мог двинуть с вокзала. И скорей всего, туда и двинул». Мастерская! Конечно, следствие ведь привыкло иметь дело с людьми обычных профессий. Исходя из повседневного опыта, диктующего привычную череду следственных действий, они проверили квартиру, выяснили: не появлялся – ну, опечатали ее – конец. А для художника мастерская – второе место жизни и даже не второе, а первое. Были они там? Едва ли. Ведь Власов об этом и словом не обмолвился. Белов понимал, что в его ситуации самый простой, надежный выход – это отыскать Бориса самому и представить его прокуратуре, угрозыску, ментам: «Нате, ешьте!» От него тут же отстанут. В глубине души Белов, конечно, не верил, что Борис канул в своей мастерской и лег там на дно. Это было очень не похоже на Тренихина: припадки творчества были у него, в общем-то, кратковременны: неделя, десять дней, ну, максимум дней пятнадцать, да и то! Он слишком выкладывался и разом выплескивал все, что копил: ему не нужна была размеренность, усидчивость и упорядоченность. Наоборот. Работая «на длинную дистанцию», Борис скисал. Так что в мастерской его, скорей всего, нет. Но, может, зашел, вернувшись в Москву, поработал дней пять и смотался? Может, там оставил координаты, записку? |