Онлайн книга «Контакт первой степени тяжести»
|
Через пять километров колеи возвращаются вновь, словно хлестнув пару раз по грязи. Грязь костенеет здесь, звонко хрустит, подмороженная. Мерзлая грязь костенеет. Гусеничные колеи устраиваются в ней поудобней и – вверх. Вверх, вверх, вверх… * * * Сколько же в гору по этой грязи! Подъем, расхлюстанный ручьями с ледяной каймой. Обходы меж деревьев. Мокрые ноги еле идут, еле толкают вперед. Странно: течет со лба, хотя устают вроде ноги. Снова трясина. Скала слева. Поворот направо. Прямая. Немного вверх. Триста метров вперед. Крутой рывок. Прямая. Опять рывок. Перед каждым подъемом – полузамерзшая лужа. Колеи слегка ополаскиваются в ней и бросаются вверх, словно на стену. Путь будто лежит на ступенях огромной лестницы, поросшей лесом. Дорога заранее знает, где чуть осыплется ступень к ее приходу. Дорога стремится туда. Пробег. Подъем. Снова пробег. Тракт словно вылезает из подъемов на какую-то поверхность и покрывается удивительно выпуклым – странным – зеленовато-светящимся льдом… Мохнатые стволы елей справа и слева закручены штопором… Сухие их сучья запутались сами в себе. Безлюдье и полная глушь. Уже пятьдесят километров, наверно, за спиной. Вечереет. Но полной, идеальной темноты не будет. Полярный круг вот он – рядом. Тишина. Тишина абсолютная, ватная. Мертвая тишина. Как ее много тут – умершей в лесу тишины! – Скажите, где живет вдова Аглая? – А вон, зеленый домик третий слева… …Аглаю Калачев увидел издали. Он точно так ее себе и представлял по акварели, подписанной «Николай Белов»… – День добрый! – Здравствуйте. – А вам привет передавали! – Ну? От кого же? – От Бори. От Тренихина. – Вот радость-то! – Аглая едва не сплюнула. – А вы-то кто такой сами? – Я – знакомый Борькин. В командировке здесь, в Вологде. Да вот решил заехать в Шорохшу – думаю дом на лето снять. С семьей. – Дом вы едва ли снимете целиком. А пол-избы – всегда. – А где почище здесь? – Вот выдумали! Где хочешь. Всюду чисто. – Народ спокойный-то у вас? Я ведь с детьми. – А что ж? Вон, дети, не видишь – полно детей бегает! – Не очень пьют-то мужики у вас в Шорохше? – Да как везде! – А то Борька говорил, что ему на свадьбе глаз подбили… – А, пусть не врет! По носу дали чуть – так ведь за дело! – Умылся кровью, сказал… – Да ладно, с носу! Это ж кровь разве? – А как насчет молока здесь? Яиц? Сметаны? – Коров здесь держат. Много у тебя детей? – Да трое… – задумавшись, ответил Калачев. – Сколько лет? – Да восемь. – Всем? – Всем. – Что ж – близнецы, поди? – Да нет, не близнецы. Какой там! Все разные. Аглая фыркнула. – Чего смеешься? – очнулся Калачев. – Ты холостой, бездетный. Ты – как перст. – Ну, так, положим. А как ты догадалась? – Да это за километр видно! – А как видно-то? – Да просто, глазами. * * * После форсирования Джагал-Яптик-Шора – широкого, но мелкого ручья, бегущего у восточного подножия Западных Салед, Белов сошел с тракта. Далее их пути расходились. Тракт шел здесь точно на восток, а Белову следовало взять резко к югу и преодолеть еще километров десять-двенадцать по азимуту, теперь уже без всяких троп, ориентируясь только по горным распадкам. Сориентироваться несложно – реки текут в горных долинах, а хребет трудно миновать, не заметив. Он быстро поднялся на невысокое, но обширное плато. Отсюда открывался вид на десятки километров: сизые хребты Малды-Нырда на востоке, Хамбол-Нырд – к югу и Западные Саледы, что за спиной – на западе. Затерянный мир, в котором безумно много места и в котором никто не живет. Не жил. Да и не будет, наверное, жить никогда. Человек – пылинка в пространстве, ничто, ноль микросекунд жизнь его на фоне бытия этих гор, – подумалось вдруг. – Но что, если во всей Вселенной, бездонном Космосе никого все же нет – никого, кроме нас? Какой же огромный аквариум кто-то нам выдал! Какие пространства, какие безумные сроки! Если нет иной жизни – то все это, все – трава, моря, пески, отроги, пади, урочища, вода, облака, суша, цветы, леса, пчелы, медведи, гольцы, Луна, острова, Солнце, деревья, черемуха, семга, рябина, дороги, мечты, Млечный Путь, молодость, скорость, дюны, собаки, ставриды, страх, колбаса, море, закат, облака, водопады, туманности, квазары, килька в томате, пульсары – все это наша система жизнеобеспечения… И миллиарды лет – эпохи! Он уже шел по чахлым еловым перелескам, миновав водораздел Джагала и Хамбола. Теперь его направление – на юго-восток, туда, откуда, разделяя Малды-Нырд и Хамбол-Нырд, выходит Лимбек и сливается с Хамболом. Где-то там. И пяти километров, наверно, не будет. «А я уже, пожалуй, вошел в запретку», – подумал Белов и в тот же момент пополз вниз, куда-то проваливаясь… Почти как сквозь землю. Яма?! * * * Лена вдруг вздрогнула, как подброшенная. Что это было?! Она сидела, задумавшись, и вдруг ее словно током ударило. А – это стукнула дверь! – Что же ты не запираешься? Отец с матерью уже вытирали ноги в прихожей – обстоятельно, как-то совсем по-домашнему тщательно. У обоих вид был на редкость здоровый, торжественный, праздничный. Лена поежилась: от них, розовощеких, пахнуло морозцем осеннего дня – ледяным днем, но все-таки солнечным, ясным. – Значит, Лена, – начал отец, доставая из кейса доверенность и завещание. – Бумаги эти оказались подлинными. – И что же? – Ты подожди секундочку… Нотариус, тот, что заверил все эти бумаги, оказался вполне реальным лицом. Понимаешь, Лена? На лице отца торжественная мина мешалась с потаенным, тщетно скрываемым изумлением, словно он только что обнаружил средство от рака вместе с александрийской библиотекой и доказательством большой теоремы Ферма. – Я тебя слушаю, – ответила Лена. – Более того, – продолжал он, – что совсем удивительно – нотариус оказался действительно нотариусом. Даже лицензия настоящая у него есть. И сам он в перечне нотариусов Москвы – имеется. Так что – вполне все законно. Все эти бумаги – тип-топ и о'кей… |