Книга Можно и нельзя, страница 25 – Виктория Токарева

Настало седьмое сентября. Это была суббота. Вика оделась красиво и поехала к ресторану «Дракон». Не на свадьбу, конечно. Ее никто не звал. Просто посмотреть со стороны.

Ресторан стоял на пересечении двух улиц, вылезая вперед этаким китайским фонарем.

Машин понаехало не меньше пятидесяти, в основном иномарки: джипы и «БМВ».

Подкатил «линкольн» — длинная черная машина. Из «линкольна» вышли невеста и жених. Невеста — полная противоположность Виктории: черная, худая, высокая, как рельса. Жених был одет в черное и белое. Волосы зачесаны назад, блестят от геля. Лицо бледное, глаза горят, и кажется, что глаза — впереди лица. Боже, как он был грозно прекрасен… Выражение лица как у Джордано Бруно, идущего на костер. На костер счастья? Мучений?

Вика смотрела во все глаза. Если бы ей было разрешено, кинулась вперед, ухватилась, затолкала бы в машину и увезла. Куда? Не все ли равно! Хоть к деду. Она села бы перед ним на пол и стала слушать. Он бы говорил, а она слушала и плакала. А потом отдала бы ему свою девичью честь, все настоящее и будущее…

«Ласк, ласк твоих, жгучих ласк ожидаю… От счастья замираю…»

Жених и невеста подошли к ресторану. Их встречал маленький молодой китаец — владелец ресторана по имени Петя.

Петя препроводил звездную пару в помещение ресторана. Они скрылись из виду. ВСЕ. Сидеть было бессмысленно.

Вика поднялась со скамейки. Вошла в будку телефона-автомата. И набрала «02».

Заслышав голос дежурного, четко проговорила:

— В ресторане «Золотой дракон» заложена бомба.

— Кто говорит? — торопливо спросил дежурный.

— Говорит тот, кто знает, — четко ответила Вика. Положила трубку. Вернулась на свою лавочку. Ей было интересно посмотреть, как развернутся события.

Чего она хотела? Чего добивалась? Она хотела сорвать свадьбу. А если не сорвать, то хотя бы испортить. Почему? Потому что у нее отбирали мечту и смысл жизни. Она ничего не могла изменить, только стрельнуть пометом, как курица в убойном цеху.

Подъехала ментовка с собаками. Все задвигались, как в ускоренной съемке.

Менты с собаками быстро распространились по всему пространству. Выскочил Петя, махал руками. Ему что-то вежливо, но твердо втолковали.

Виктория почувствовала голод. Зашла в ближайшую булочную, купила булку-слойку и вернулась на свой наблюдательный пункт. Ела и ждала.

Из ресторана энергично вышли жених и невеста, ругаясь на ходу. Остановились в трех шагах от Вики.

— Ты что, боишься? — спросил Владимир.

— Естественно, — ответила Саша Коновалова. — Страх за жизнь — нормальная реакция здорового человека.

— А как же свадьба? — не понял Влад.

— В другой раз.

— И столы накрывать в другой раз?

— Если выбирать между уткой по-пекински и жизнью, я выбираю второе.

— Потому что тебе плевать. На мои деньги и на мои усилия.

— Попроси официантов сложить еду в коробки и можешь взять их домой. Отвези своей полоумной мамаше и полоумной дочке.

Владимир молчал какое-то время, потом сказал спокойно:

— Я ждал, когда ты начнешь… и дождался. Ненавидеть больных и старых только за то, что они больные и старые, — знаешь, как это называется?

— Естественный отбор…

— Это называется фашизм, — уточнил Влад. — В Японии отводили старых на гору Нарайяма, чтобы их расклевывали птицы. А в Спарте сбрасывали больных детей со скалы, чтобы они не занимали место на земле. Фашисты хотели очистить планету от людей второго сорта. По-вашему, жить должны только молодые, сильные и красивые. А остальных — скидывать в пропасть и отводить на Нарайяму. Тебе наплевать на всех, кроме себя. А знаешь почему? Потому что ты мало читала книг. Или вообще не читала. Фашизм — это прежде всего серость и бескультурье плюс душевная бездарность.

— А что же ты на мне женишься? — спросила Саша.

— Уже не женюсь. Капитан! — Влад торопливо подошел к капитану. — Если вы найдете террориста, который подложил бомбу, передайте: пусть мне позвонит. Я дам ему вознаграждение.

Саша Коновалова повернулась и пошла прочь. Села в чью-то машину. Машина попятилась, выруливая. И ушла. Скрылась за поворотом.

Владимир сел на скамейку рядом с Викой. Смотрел перед собой. Потом обернулся и посмотрел на Вику. Она сконфуженно улыбнулась набитым ртом.

— Хотите есть? — вдруг спросил Влад.

Вика промолчала.

— Пойдемте…

Владимир встал со скамейки, ожидая, что Вика тоже поднимется.

Виктория, конечно, хотела подпортить веселье, но не в такой же степени. События развивались так стремительно, как при землетрясении. Только что стояло — и уже руины.

— Ну, пойдемте, пойдемте, — поторопил Владимир.

Вика поднялась, и они вместе двинулись к ресторану «Золотой дракон». Дорогу им преградил капитан.

— Капитан Рогожкин, — представился он и отдал честь. — В ресторан нельзя. Бомба.

— Мы поедим быстро и уйдем, — пообещал Владимир.

— Придется подождать. Бомба, — повторил капитан.

— Да нет там никакой бомбы, — сказала Вика.

— Это надо проверить. Наши собаки специально натасканы на тротил.

— Да нет там никакого тротила, — повторила Виктория.

— Откуда вы знаете?

— Это я позвонила.

Владимир Петров развернулся к Вике и уставился на нее.

— Тогда придется вас задержать, — строго сказал капитан.

— Пожалуйста, — согласилась Вика. — Я никуда не денусь.

Рогожкин что-то сообщил по рации. Подошел старший лейтенант.

— А зачем вы это сделали? — очнулся Владимир, глядя на Вику.

— Это долгая история, — уклонилась Вика.

— А вы покороче. В двух словах.

— В трех. Я вас люблю.

— Фанка? — догадался Владимир.

Виктория не знала, что это значит. Может быть, от слова «фанат». Фанатизм, в чем бы он ни выражался, — это всегда ограниченность. Вика догадалась, что быть фанкой — не очень почетно. Эти фанки как дуры гоняются за кумиром, визжа от восторга и отдирая кусок рубахи или штанов, как повезет. А потом целуют этот обрывок и молятся на него.

Вика любила тихо, тайно и священно. «Раскрылася душа, как цветок на заре, под дыханием зефира…»

Капитан Рогожкин и старший лейтенант тихо переговаривались.

— Старлей, капитан, я приглашаю вас на праздничный ужин, — торжественно произнес Владимир Петров. — Берите солдат — и за стол. Все равно пропадет. Правда, Петя?

Хозяин ресторана Петя мелко закивал. Торопливо проговорил: