Онлайн книга «Мятеж»
|
– Нет! – сказал, как отрезал, князь. – Как-то это нехорошо, что ли… Мы ее и так с трона в обитель согнали. Да и Витовт смерти дочери не простит, пуще прежнего обозлиться… – Так он и без того… – Я сказал – нет! – Ну сказал, и сказал, – с неожиданной покладистостью согласилась Еленка. – Ты князь – твое дело. Но глазами-то так на меня не сверкай, любый! Лучше иди сюда… ближе… Чувствуя на плечах и шее властные руки жены, Вожников ткнулся лицом в вырез платья, снова поцеловал супругу в шею, обнял, чувствуя под бархатом зовущую теплоту, обнажил плечи… и грудь… целовал, целовал, целовал, чувствуя, как млеет княгиня… – Родная моя… – Милый… Освободив супругу от платья, сбросил одежку и сам уселся на лавке… Еленка тут же пристроилась на коленях, прижалась, уперлась твердеющей грудью, обхватила ногами, бедрами, обняла – страстно, едва не царапая кожу, прищурилась хищно, словно терзающий жертву волк… Небесной синью свернули глаза, рассыпались по плечам волосы, и вот уже послышался едва слышный стон… а затем и стоны, все громче, громче, громче… Извиваясь, исходя потом, наслаждалась княгинюшка, закатывая к небу васильковые очи, Егор уже и не делал почти ничего – словно обезумев, супруга нападала сама, терзала страстью, и от этого было так хорошо, так… да лучше и нет ничего в целом свете! Ничего лучше, роднее очей этих синих, нежных перламутрово-розовых уст, теплой шелковистости кожи, водопада медовых волос… – Ах, милая моя… – Любый… Князь отправился с войском в этот же день, ближе к обеду. Шли по Большому Московском тракту, намереваясь, повернув через Бежецкий верх, выйти к Угличу, а оттуда уж, через Ярославские и Владимирские земли, – в Галич. Рядом с князем гарцевал на вороном жеребце статный русоволосый молодец в сверкающей на солнце кольчуге и зеленой татарской шапочке – ордынец Азат, посланник великой ханши Айгиль и давний знакомец великого князя. Еленка махала вслед мужу платком, потом, возвратившись домой, всплакнула, детушек приголубила… Да, позвав няньку с дядькою, прошла в светлицу, живенько подозвав Феофана: – Ну что, человеце мой явился ли? – Явился, великая госпожа, – поклонился тиун. – Как указала – во дворе, за амбарами ждет, на глазах не мельтешит. Княгиня прищурилась, сверкнула очами: – Давай его сюда тайным ходом. Да смотри, чтоб никто! – Слушаюсь, государыня. Вызванный великой княгинюшкой человек – неприметный малый, весь какой-то рыхлый, с одутловатым лицом и светлыми, ничего не выражающими глазами, испросив разрешения войти, поклонился: – Здрава буди, великая. – Ты, что ли, Осип по прозвищу Чистобой? – Язм, государыня. – Визитер приложил руку к сердцу. Не особо приметный по внешности, он и одежку носил соответствующую: темненькую однорядку, рубаху серенькую, шапчонку, постолы – так, что по виду и не скажешь, кто он, рядович, тиун, приказчик или мастеровой иль вообще беглый. Сильного впечатления на княгинюшку Осип не произвел, однако… знающие люди кого попало рекомендовать не будут. Особенно – великой княгине Елене Михайловне, крутой нрав которой все прекрасно знали. А потому государыня долго не разговаривала: – Знаешь, зачем зван? – Догадываюсь. – Чистобой спрятал улыбку. – Только покуда не ведаю – кого и где? – Москва, обитель Вознесенская, инокиня Марфа, – в телеграфном стиле отчеканила женщина. – Запомнил? – Да, великая. – Тогда вот тебе… подойди… Открыв стоявший на лавке небольшой сундучок, княгиня вытащила оттуда заранее приготовленный мешочек: – Здесь двадцать гульденов и серебро. Все сладишь – получишь еще три раза по столько же. С достоинством взяв мешочек, Осип молча поклонился. – Ну все, иди… – Княгиня махнула рукой. – Да чтоб не перепутал, инокиня Марфа, в миру – Софья Витовтовна… Что глаза выпучил? Да-да, та самая… Иди. Делай. Выпроводив визитера, Еленка уселась на лавку да так и сидела, в задумчивости теребя серебряные пуговицы на платье, словно бы кого-то ждала. Так ведь и ждала, правда недолго – не успел от Осипа Чистобоя и след простыть, как в дверь осторожно постучали. Княгиня вскинула голову: – Трофиме, ты? – Язм, государыня, холоп твой верный. В отворившуюся со слабым скрипом дверь просунулось загорелое, с черной бородою, лицо, вполне приятное и добродушное с виду… правда вот глаза – темные, с каким-то желтоватым отливом, жестокие – все впечатление портили напрочь. Впрочем, Трофим обычно умел прятать взгляд… вот как сейчас – негоже перед государыней очами сверкать предерзко! – Ну, заходи уже, чего заглядываешь? – махнула рукой княгинюшка. – Видел его? Трофим кивнул: – Запомнил. – На Москве при обители Вознесенской поджидать будешь. Как шум подымется – уберешь. – Слажу, государыня. Слажу! Перекрестившись на висевшую в углу икону, Трофим низко поклонился и вышел. – Ну вот, – довольно потерла ладони Еленка. – Дай бог, все и сделается. А некоторые тут начинают – нет, нет, не надо! Чистоплюев из себя строят… Что б без меня и делали-то?! – А вот мы тако! Крепенький парнишка с широким лицом и буйными вихрами, отбив клинок, сам перешел в атаку, от души хватанув соперника по шлему так, что по всей поляне покатился звон: – Вот те, брате! – Ах ты, Митька, та-ак? Рассвирепев, обиженный замахал мечом, словно ветряная мельница крыльями, обрушив на вихрастого целый каскад ударов… увы, только все больше попадал по круглому небольшому щиту, «ордынскому», как его здесь называли. – Ну, ну! – подзадоривал Митька. – Как ты там, Вася, не устал? Отдохнути не хочешь ли? – Я вот те отдохну! – Ну помаши еще, помаши, чего уж! – Знаешь что, Митрий, – Василий внезапно опустил меч, – коли бы клинки по-настоящему вострые были, давно б от твоего щитка одни кружева остались! – А вот и не остались бы! – Да что б ты понимал, брате! – Да понимаю! Поболе тебя! Бросив меч, щиты и шлемы, парни встали друг против друга, словно боевые петухи, что по воскресеньям да праздникам бьются промеж собой на базарах, теша не особенно отягощенный мозгами люд. – Кто на петуха похож? Я?! Ах ты так, Васька! Ну, держись. Сжав кулаки, вихрастый двинул братцу в скулу, да промазал, задев по носу, отчего у Василия тут же пошла кровь… |