Книга Наследник императора, страница 21 – Александр Старшинов

— Да, мы хотим увидеть Баниту! — сказал Лонгин с вызовом.

— Значит, мы едем сначала в Баниту, — опять же громко, для своих и римлян, объявил Сабиней. — Великий царь повелел беречь гостей, если надо — на руках нести, но доставить к нему целыми и невредимыми.

Старый комат демонстративно сплюнул, погрозил кому-то невидимому кулаком и ушел. А его отряд остался, присоединившись к людям Сабинея. Даков сделалось теперь почти в два раза больше римлян.

— Путь опасный, — пояснил Сабиней.

И все же хорошего лазутчика не так-то просто было обмануть. Острый глаз Приска приметил пару раз за стволами деревьев мелькание силуэтов — и вряд ли это были олени или волки. Центурион был уверен, что еще один отряд идет теперь за ними по следу, хотя даки соблюдали осторожность и не разводили костров.

«Как глупо», — сам себе повторял Приск.

«Глупо» могло относиться к дакам, решившимся захватить послов римского императора.

«Глупо» могло звучать оценкой опрометчивого поступка Лонгина.

«Глупо», — сам себе мог сказать Приск, вообразивший, что сумеет свершить то, что никому было не под силу.

Перевал Вылкан

Сразу за перевалом Кука нашел следы посланцев трибуна Анния: в одном месте — щит ауксилария, в другом — разорванную дорожную сумку.

Обыскав кусты, легионеры наткнулись на тела: вернее, на их останки — зверье успело попировать, обгладывая тела убитых и растаскивая куски. Варвары даже не сняли с римлян лорики: горцы не особенно жаловали римские доспехи. Только шлемы унесли, как и мечи. Кука в ярости стукнул кулаком по дереву: пришлось признать — прав был Анний, зря погибли эти парни, абсолютно зря!

— Тиресий, ты что-нибудь видишь? Ну хоть что-нибудь? — окликнул Кука товарища.

Слабый вдох за спиной — даже не вдох, а просто намек на движение. И следом порыв ветра ниоткуда, холодом обдало затылок и спину. Пальцы Куки вмиг легли на рукоять меча, клинок взвизгнул, как живой, выходя из ножен. Поворот. Никого. Лишь вздрагивают тонкие ветви орешника, задумчиво роняя листья, да гудит в кронах ветер. И все же Кука почуял опасность — нутром, по-звериному. Легионер метнулся в сторону, краем глаза увидел, как стрела впилась в ствол молодого дерева.

— Засада… — рухнул рядом с Кукой на землю Тиресий.

— И сам вижу.

Фламма растянулся там, где был, — благо рядом торчал здоровенный камень, на который Фламма опустился сделать путевые заметки. Теперь в этот камень, дзинькнув, ударила стрела.

— Не высовываться, — приказал Кука. — Сколько их?

В ответ Тиресий приподнял левую руку и растопырил три пальца. [46] Пальцы были в крови — прорицатель ободрал их о камень.

— Двое?

— Молчун! — окликнул старого приятеля Кука.

— Здесь! — отозвался тот и выступил из зарослей орешника, волоча за шкирку мальчишку-дака.

Пленнику было лет пятнадцать, не больше.

Оклаций выбрался за ним следом, неся трофеи: гетский лук и колчан со стрелами.

— Одного прикончили, тот был старше. А этого взяли живьем, — похвастался Оклаций.

— Впереди еще есть засада? — спросил у пленника Кука, поднимаясь и отряхивая палую листву.

Мальчишка глянул на Молчуна диким зверьком, рванулся, но без толку: силы были чудовищно не равны.

— Сейчас я его поспрашиваю. — Молчун развернулся и потащил парня назад в заросли.

Оклаций шагнул следом.

— Тебе лучше не ходить, — остановил юношу Тиресий.

— А я только поглядеть, — Оклаций осклабился: мол, и не такое видали.

— Лучше не надо.

Чудовищный визг, похожий на визг свиньи, угодивший в последний день своей жизни под неумелую руку, донесся из зарослей. И в следующий миг смолк, придушенный.

— Думал, даки, они мужественные все, — хмыкнул Оклаций.

— Заткнись! — Кука отстегнул от пояса флягу, глотнул.

Тиресий последовал его примеру. Оклаций тоже потянулся к фляге.

— А мне плевать.

Фламма вдруг поднялся и направился в кусты. Видимо, решил, что именно этой сцены будет не хватать для его записок.

— Это я, Фламма! — крикнул, предупреждая.

— Это умно, — заметил Тиресий, — а то наш Молчун пустил бы его на колбасу вместе с даком.

В кустах послышались голоса, говорил сначала Молчун, спокойно, неспешно, потом дак — голос мальчишки прыгал, как горный ручей по камням, захлебываясь болью. Потом все смолкло. Из кустов вышел Молчун, отряхнулся, как пес после купания, и направился к друзьям.

— Два поворота дороги дальше — ловушка. Двенадцать человек и командир в засаде. Если кто покажется на дороге — забросают камнями сверху.

— Пойдем через лес, — решил Кука. — Выйдем в тыл.

— Не многовато ли тринадцать человек на нас пятерых? — спросил Фламма.

— Справимся, — решил Кука. — Драться мы не будем — просто обойдем засаду.

Фламма выполз из кустов бледный, зеленоватый даже, отирая тыльной стороной ладони губы.

— Ты чего, человечину ел? — хмыкнул Оклаций.

— А ты иди! Ты иди погляди! — огрызнулся Фламма, затравленно озираясь, будто за ним кто-то крался по кустам.

Оклаций пожал плечами и двинулся в заросли. Вернулся вскоре, еще раз повел плечами.

— Подумаешь — глаза выкололи.

Он подобрал свои вещи, забросил палку-фастигату на плечо. А потом жестом фокусника извлек кинжал. И на нем, насаженный, белел глаз.

— Фламма, отдашь свой обед? — хмыкнул Оклаций.

Фламма спешно отвернулся и несколько раз вздохнул.

— Прекратить! — Кука отобрал у Оклация кинжал. — Да это же…

— Хлебный мякиш и темный камешек, — хмыкнул Оклаций.

Он выковырял из «глаза» камешек и забросил хлебный шарик в рот.

В этот миг Фламму все-таки вывернуло наизнанку — уже одной желчью.

— Похоже, наместник не того человека назначил палачом, — пробормотал Тиресий.

* * *

Вечером, уже после того, как миновали ловушку в горах и устроились на ночлег, Фламма подполз к Молчуну и спросил:

— Что ты чувствуешь, когда пытаешь? Отвращение? Наслаждение? Ужас?

— Ничего, — ответил Молчун, вороша угли в костре. — Абсолютно ничего. Это просто работа. Ты видел когда-нибудь, как хирург отпиливает раздробленную голень, а человек хрипит от боли?