
Онлайн книга «Наследник императора»
Фонтан оказался весьма кстати, Мевия спешно смочила лицо — встреча с центурионом Афранием заставила слишком сильно биться ее сердце. — Римляне хотят убить моих сыновей, — сказала Зинта. Мевия на миг замерла. Отряхнула руку и вытерла лицо краем туники. — Ты уверена? — Ничего умнее в ответ придумать она не смогла. — Да… — Царевна едва заметно кивнула. — Только Адриан нас защищает. И он привел тебя. Ты нам поможешь? — Конечно… Но кто хочет убить? Ты не знаешь? — Все. * * * Мевия не ошиблась — Адриан с центурионом Декстром тем временем прогуливались по гипподрому. — Сервиан приходил вчера, — сказал Марк Афраний. — И они довольно долго беседовали с отцом. — О чем именно? — спросил Адриан. Из голоса его разом исчез шутливый тон, теперь он задавал вопросы отчетливо и лаконично, будто наносил удары в поединке, от которого зависела его жизнь. — Неужели ты полагаешь, отец делится со мной секретами? — Полагаю, для такого человека, как ты, не так сложно подслушать несколько слов, сказанных в таблинии. — Да, у этого дома есть одно достоинство. Он довольно стар, перекрытия не так сложно разобрать, и если забраться на чердак, то нетрудно, приникнув к дыре в потолке… — И что ты услышал? — прервал его Адриан. — Обещание возглавить провинцию Дакию. — Такой провинции еще нет, — сказал Адриан сухо. — Видимо, к тому времени, как Сервиан сможет распоряжаться провинциями, Дакия в их списке появится. Адриан помрачнел. Можно сказать, потемнел лицом. — Он ведет себя так, будто ему кто-то нагадал императорский пурпур… — Может быть, так и есть? — усмехнулся центурион. — Вчера у дядюшки была очередная пирушка, — сказал Адриан. — Люди самые высокопоставленные, круг самый узкий. Консуляр Сервиан, да консуляр Лаберий Максим, да консуляр Лициний Сура. [69] Траян как обычно накачивался вином, гости не отставали. И как-то нечаянно разговор зашел о Дакии и будущем царства… Так вот, Лаберий Максим предложил посадить в Дакии юного преданного Риму царевича и сделать зависимым царством. Это был мой план, я сам, как глупец, поведал о нем Лаберию Максиму, и теперь он выдал мои замыслы… — И что Траян? — Траян не сказал ничего. Зато Сервиан взвился, будто резвый пес ухватил его за ляжку. «Дакия — будет римской провинцией — и только провинцией! После победы мы не дадим ей своего царя!» — Он аж брызгал слюной. Никогда прежде не видел я его в такой ярости. Как будто кто-то собирался отнять его личные владения. — Кто знает, — с нескрываемой ехидцей заметил Марк Афраний, — может быть, он полагает, что это — его личные владения, в будущем. — Вообще-то Децебал еще правит Дакией… — Это вопрос времени… Разговор может идти лишь об одном: какова будет судьба Дакии после падения Децебала — провинция или зависимое царство. — И кого поддержал Траян? Адриан на миг задумался: — Неявно — Сервиана. Все понимают одно: пока юный Диег и юный Регебал живы — Дакия может сохраниться отдельным царством. Сервиан этого не хочет. И как мне показалось — Траян тоже. — Отец должен их убить? — Зачем же так явно? — зло усмехнулся Адриан. — Кто-то другой нанесет удар. Твой отец просто не будет мешать. — Я ушел из дома в четырнадцать лет и поступил в легион, лишь бы выйти из-под власти отца, — сказал Афраний. — Когда меня охаживал дубинкой центурион, я думал лишь об одном: какое счастье, что меня бьет этот тупой ублюдок со сломанным носом, а не мой родной отец. Мать любила меня, но он свел ее в могилу, требуя вытравить плод и запретив ей рожать. Я помню — она, еще живая, лежала на кровати, а ткани вокруг были бурыми от крови. Отец схватил меня за волосы и выволок из спальни, не дав с нею проститься — как будто это я был виноват в ее смерти. Чуть что — он лично сек меня, да так, что я не мог ни сидеть, ни лежать, шрамы от тех ударов у меня до сих пор, раны легиона не смогли их закрыть — потому как в легионе я не получал ран в спину. В нашем доме один Пинакий относился ко мне по-доброму. Но он баловал меня тайком, когда отца не было рядом, а прилюдно изображал каменную неподкупность. Снисхождения в этом доме не было ни к кому и никогда. И вот я опять здесь! Знаешь, за что старик продал Клио? Нет? За то, что она пришла ночью в мою комнату, и я сдуру пообещал, что, став хозяином фамилии, отпущу ее на свободу. Дуреха по неосторожности разболтала кому-то мои слова. Понятно, женщина! Отец тут же решил продать Клио в лупанарий. А меня обвинил в том, что я замышляю его убийство. — Послушай… — Нет, ты послушай! Ты заставил меня вернуться в эту змеиную нору и помириться с отцом. О, боги! Я чуть не изошел черной желчью, когда склонял голову перед этим человеком и произносил извинения. Я чувствовал себя будто измазанным мерзкой слизью, и мне никогда уже не отмыться от этой грязи… никогда и ни за что! Мне кажется, что от меня теперь все время воняет козлом… — От тебя в самом деле воняет — ты не помылся после тренировки с мальчишками. — Будь болен! — Тебе того же! Спорщики, обменявшись гневными взглядами, разошлись по дорожкам гипподрома, но, пройдя по кругу, сошлись вновь. — Ну что ж, отец теперь продемонстрировал лишний раз, что у меня ни над кем и ни над чем нет в этом доме власти. Послушай, я не хочу быть здесь… Я хочу вернуться в Мезию. — Ты знаешь, это невозможно. Ты — центурион на службе Рима. — Но почему? О, боги, почему? — Ты говоришь — старик продал Клио, чтобы досадить тебе? — спросил вдруг Адриан. И спешно направился к выходу с гипподрома. * * * — А, Мевия… — Увидев молодую женщину, Адриан вновь вернулся к своему игривому тону. — Ну как, ты уже подружилась с царевной? Клянусь Геркулесом, она милая особа, но может ни с того ни с сего пырнуть кинжалом — ты это тоже учти. Адриан слегка поклонился Зинте, ухватил Мевию за руку и повел к выходу. — У нее есть кинжал? — спросила гладиаторша, оглядываясь за застывшую у фонтана фигуру в белом. — Наверняка. Не говоря о том, что стиль для письма тоже подойдет, чтобы всадить острие в горло. — Мне надо забрать свои вещи, — сказал Мевия. — И еще я не могу бросить в своей конуре Хлою. Девчонка пропадет. К тому же она моя рабыня — разбрасываться своими вещами я не привыкла. — Разумеется, — согласился Адриан. — Можешь, все можешь… Я не ограничиваю тебя в мелочах. Только, будь добра, зайди со мной в одно не слишком чистое место. |