Онлайн книга «Завещание императора»
|
«Подземелье», – решил Сентий и сделал последнюю попытку вырваться, однако совершенно безнадежную. Мебарсап был уверен в неприступности крепости – ее камни были скреплены битумом, и такие постройки невозможно разбить машинами, а окованные медью ворота настолько тяжелы, что открыть их могли только четверо. К тому же крепость стояла на холме – и с высоких ее башен можно было вести стрельбу из катапульт, не подпуская противника близко. Мебарсап чувствовал себя защищенным, особенно если учесть, что в подвалах хранились запасы зерна на год и в крепости имелось два глубоких колодца. Он уже жалел, что вышел в открытое поле, решив блеснуть доблестью своей крошечной армии. В Аденисте теперь осталось совсем немного стражи. Но правитель надеялся, что ее хватит, чтобы защитить стены. И еще надеялся, что сумеет поторговаться с Траяном, а разменной монетой станут римские военнопленные в подвале. * * * Нового пленника втолкнули в едва приоткрывшуюся дверь, блеснул отсвет факела на металле (шлем стражника?), обитая бронзой дверь захлопнулась. Вновь стало тихо и темно. Первое, что ощутил Сентий, – это нестерпимую вонь – запах десятков немытых тел и испражнений. – Кто здесь? – спросил центурион, напрасно вглядываясь в темноту. В этот миг пожалел, что сопротивлялся так рьяно, – болело в боку, затылок будто налитый медью, а во рту – полно крови. И пальцы болели – он где-то рассадил их о камни. Но это уже ерунда – если, конечно, раны не начнут гнить. – Римляне… – отозвалось сразу несколько голосов. Кто-то тяжело закашлялся. – Пленные? – Вроде того… – А может, и не пленные… – пробормотал раздраженный голос рядом с центурионом. – А ты часом не баба… а то я соскучился… – сказал кто-то в темноте. В ответ раздались тихие смешки – без задорного жеребячьего ржания. Шутка была дежурной. – Я – Тит Валерий Сентий. Центурион Седьмого Клавдиева легиона. – О… птица высокого полета… А у нас тут трибун имеется… настоящий военный трибун. Правда, он не говорит, в каком легионе служит. Просто трибун. – Военный трибун? – переспросил Сентий. – Это я… – сообщил голос из темноты. – Ступай сюда, устраивайся. Сентий двинулся на голос. Кто-то ухватил его за руку и усадил на соломенную подстилку, вонючую и липкую от грязи. – Здесь свет-то есть? – Сентий вздохнул глубоко и охнул от боли. Все же эти ребята били яростно. Ребра сломали – это точно. – Окошко под потолком. Свет будет, когда наступит утро. Лампы сюда не приносят. Пока что расскажи, как ты здесь очутился, Сентий… – Прислан с посольством императором нашим Траяном. И – принят с почетом… Бо-ольшим почетом, как видишь… – хмыкнул центурион. – Почему именно ты посол? – Знаю немало здешних наречий, но в основном хватает арамейского языка. Однако переговоры не удались. Чуть я начал излагать послание императора, как меня сцапали и сунули в этот каменный мешок. А пожрать ничего не найдется? И попить. – Пить – это можно… На ощупь ему протянули кувшин. Пара глотков затхлой с каким-то металлическим привкусом воды. Сентий заставил себя не пить все и вернул кувшин. – С разносолами тут проблемы… – сообщил трибун. – Утром принесут хлеб и воду. – Ты сказал, что император с армией близко? – спросил ядовитый голос, тот самый, что отпускал шутки про бабу. – Уже под стенами с нынешнего дня. Правду говорю, чтоб мне подавиться печенкой мертвеца. А я вот здесь. А ты кто? Назовись. – Легионер Четвертого Скифского Квад. – Есть еще легионеры? – окликнул узников Сентий. Во тьме узилища инспектировать военные силы было трудновато. – Есть… – отозвались сразу несколько голосов. – А я – Марк Афраний Декстр, – донесся молодой голос. – Служу адъютантом военного трибуна. Трибун вдруг сказал: – Что-то имя мне твое знакомо, Сентий. Ты случайно не принимал участия в Дакийской кампании? – А то… – Постой! Сражение в долине близ Сармизегетузы? Уж не тебя ли мы вытащили из-под груды тел? – А, это вы, бездельники, решили улечься на груду трупов! – Благодаря нашей лени тебя откопали! – хмыкнул трибун. – А особенно благодаря лени Куки. – Точно! – расхохотался Сентий. Этот смех в тюремном колодце звучал неожиданно и как-то по-особому издевательски. – Чтобы мне подавиться печенкой мертвеца – вы, лентяи, спасли меня тогда. А где теперь Кука? – В преторианской гвардии. – Ого! Парень высоко летает! Погоди! Я же видел его среди преторианцев! Только он меня не узнал. А я еще приглядывался к нему, все думал, что-то рожа мне его знакома… – А ты, Сентий, все время близ императора? – Конечно. Я же из тутошних мест. Ну не совсем из Адиабены, конечно, – по крови я сириец, и отец мой был центурионом в Четвертом Скифском. Так что я родился в лагере, в лагере вырос, вступил в легион, потом перевелся в Седьмой Клавдиев, когда прошел слух, что будет вторая война с даками. И вот теперь ношу поперечный гребень. – А… Выходит, за то, что мы откопали тебя, как репу, на поле с мертвецами, тебе пожаловали поперечный гребень на шлем? – рассмеялся трибун. – Ну можно сказать и так. Только у меня еще был случай отличиться в Дакии. Ты слышал, верно, про нападение на порт близ лагеря Тринадцатого легиона Гемина? – Кто в Дакии про тот бой не слышал! Там теперь город, который именуют Апулом. – Точно… Так вот, с кораблей тогда разгружали хлеб, и тут налетели даки. Мне пробили правую руку, так что я сражался одним щитом и сбросил варвара ударом умбона в реку. – На колонне есть рисунок про это, – вспомнил трибун. – Я слышал про колонну, но не видел. Говорят – там, на колонне, в мраморе каждый легионер может себя найти. Мы все там – на этой колонне. Не станет нас, наших детей не станет, а колонна так и будет стоять – вот увидишь. – Нет, уже не увижу… – Ну да… конечно… – согласился Сентий. – А твое имя, трибун? – Гай Осторий Приск. Бледный отблеск лунного света слегка подсветил стены и головы пленных. – Точно… вспомнил теперь. Тебя еще сам император наградил серебряными браслетами. Как я тебе завидовал! Аж губы все изгрыз со злости. – Парфяне их отняли. Лучше скажи, что за правитель в крепости? Мне с ним повстречаться не довелось. Но ты вел переговоры. Что за человек? – Мебарсап, надутый тутошний прыщ. Прогадил сражение, всю конницу свою погубил, но воображает, что сумеет сохранить свою нору. – Может, он и прав. Стены здесь крепкие, и ворота недурны, – заметил трибун. – Когда меня везли, я подумал, что крепость эту трудно взять. Строили долго и на совесть. |