Онлайн книга «Любовью спасены будете...»
|
– Зачем тебе все это? Он пожал плечами. И просто сказал: – Мне однажды сон приснился. Я его запомнил. Там такая старушка была, очень добрая, она мне сказала: «Сходи в церковь, окрестись и молись за папу мученику Уару». Я тогда этот сон бабушке Маше рассказал, она так плакала, я даже подумал, что это плохой сон, а она все повторяла: «Спасибо тебе, баба Марфа, спасибо…» Ну, я и пошел. Потрясенный, вышел я из комнаты. Вилечка ждала за столом. – И как он тебе? – Это… у меня нет слов. – Я налил себе полчашки уже остывающего чая, отпил. – Ну и сын у тебя! – А у тебя как? Женился? – Было. – Разошлись? Эх, Вилечка, Вилечка… А если б ты тогда не Витю выбрала, а меня? Как бы сложилась наша жизнь? Не знаю. Да и глупо это – абы да кабы… Чтобы сменить тему, я спросил: – А где Мария Ивановна? – Ах да, я ж тебе не говорила, точнее, не договорила… Мама после смерти папы очень сильно изменилась. – Вилечка налила нам еще по чашечке чаю. – И бабушка, и мама, и я, мы старались поддерживать друг друга, но маме это мало помогало… В общем, после отлета бабушки в Израиль мама прожила с нами всего год… – Она умерла?! – Да что ты. Не дай бог! Я б этого не вынесла. – Вилечка почесала носик. – Нет, жива, слава богу, просто ушла в монастырь. – Куда?! – Вот тебе номер! Да что с ними? Сын, мама… я задал вопрос чисто риторически, но Вилечка совершенно серьезно ответила: – Уехала в Эстонию, в Пюхту. Пюхтинская женская обитель. Она теперь – матушка Мария, травница. Мы с Витей ездили к ней этим летом. Мне показалось – она счастлива. По-своему. Теперь мы с Витей живем вдвоем. – Она усмехнулась грустно. Такого поворота я не ожидал. И что теперь? Она осталась вдвоем с сыном, который на вопрос, кого ты больше всех любишь – папу или маму, отвечает: «Бога». И вспомнила обо мне. Случайность? Или я теперь – запасной вариант? Но кажется, Вилечка почувствовала мое настроение, она сказала: – Что мы все чай да чай, давай-ка выпьем! – Вот так Вилечка-тихоня! – Ты что будешь – водку, коньяк или вино? – Я за рулем, Вилечка, если только немного вина… – Выпить мне хотелось, но то, что гаишники периодически устраивают ночные рейды, отлавливая таких вот любителей тяпнуть за рулем, отбивало всякую охоту. Домой приеду – выпью. – Я хотела предложить тебе помянуть Витю с Володей и папу, а с вином поминать как-то не принято. – Тогда неси водку. Вилечка принесла ледяную водку и две стопочки, поставила передо мной. Я налил. Выпили. Помолчали. Значит, Мария Ивановна считает себя виновной во всех семейных бедах? Мысль внезапно возникла. Ну да, Вилечка ведь именно это объясняла мне. Как странно, с тридцати граммов я так захмелел? Да и у нее щечки порозовели, глазки заблестели. Ого. Вот что значит бессонная ночь и еще полсуток дневной работы… – Виленк! Ну что ты наделала? Как я домой поеду? Вилечка посмотрела на настенные часы – восемь тридцать. – А ты спешишь? – Да нет. – Ну тогда все еще выветрится. – Мне надо маме позвонить, – сказал я, – я ее не предупредил, что задержусь. Вилечка протянула трубку радиотелефона: – Звони. Несколько длинных гудков. – Ма. Я задержусь. – Хорошо. Во сколько будешь? Вот вопросик! Знать бы! И уезжать не хочется, и остаться не могу. Я посмотрел на Вилечку, но она лукаво щурилась и молчала. – Как выйдет. – Постарайся до полуночи, ты же знаешь, как я волнуюсь, когда ты ночью ездишь! – Знаю. – Да, с моим астигматизмом только по ночам и ездить… – Я буду осторожен. Я отключил телефон. Вилечка все так же смотрела на меня. – Твоя мама все еще обижается на меня? Я пожал плечами: – Не знаю. – Врешь ты все. Если бы не обижалась, ты б ей сказал, что сейчас у меня. Она читала твою повесть? – Да. – И как ей? – Сказала, что понравилось. Вилечка опустила глаза: – Значит, похвалила?.. Да. Похвалила, но я не стал говорить, что мама прочитала только первую часть. Ни к чему. Она читала и вспоминала то время, когда я работал на скорой, учился в институте, пытался ухаживать за Виленой… Наверное, ее старая обида все-таки вспомнилась. Странное дело. Я так ждал такой встречи. Но после гибели Носова снова искать взаимности было выше моих сил. А потом женился сам, жили вроде мирно, потом разошлись без скандалов и ссор. Потом мы остались вдвоем с мамой. И как я мог ей сейчас сказать, что задержусь у Вилены? Мне так хотелось просто смотреть на нее и сравнивать с той глазастой девчонкой, которая весной восемьдесят четвертого месяц каталась на нашей «восьмерке». А Виленка все время отвлекала меня вопросами. Я не видел тридцатипятилетнюю женщину, память услужливо подсовывала образ той двадцатилетней Вилечки, немного тихой, немного озорной, про таких говорят – в тихом омуте черти водятся. Водка мало-помалу переваривалась, хмель проходил. Но видно, медленно, потому что я вдруг спросил: – А правда, что тебе от той бабки колдовская сила досталась? Она сразу не ответила. А во взгляде почерневших глаз появился загадочный и уже совсем не озорной блеск. Стала собирать посуду, включила телевизор – новости, ушла на кухню и там минут десять плескалась, потом вернулась и, сев напротив меня, очень серьезно, глядя мне в глаза, сказала: – Правда. Ответ застал меня врасплох. Я ожидал усмешки, хохмочки, укоризненного покачивания головкой и слов вроде: «Большой уже, а все в сказки веришь…» Что еще спросить? Дурацкий вопрос: «И как оно?» – сам собой напросился на язык. Хотелось свести все к шутке, но Вилена ответила: – Плохо. О как! А чего я ждал? Что она начнет весело рассказывать о своих способностях? Ну, не знаю… Что-то я дурак сегодня. Вот увидел Вилечку, и сразу – дурак. Как это Витя Рыбин поет – «бывают мужики, как женщину увидят, так сразу – дураки». Вот и я так же. Надо исправляться. – Извини, Вилечка, я несу какую-то чушь. А она совершенно серьезно сказала: – Не то чтобы чушь, но разговор малоприятный. Ты ведь все верно написал. Только это невозможно рассказать, что когда я почувствовала в себе силы рассчитаться за Витину смерть, как меня мама уговаривала ничего не делать. – А что ты могла сделать, кому? – Тому пьяному водителю – Сергею Васильевичу Афонину, тридцатитрехлетнему придурку, который отсидел четыре года из пяти, вернулся домой и растит двоих детей с женой и родителями и в ус до сих пор не дует… – В голосе ее зазвенели металлические нотки. – А сделать могла много чего. Надо объяснять? Я могла бы отыграться на его детях, жене, родителях… я могла оставить его бомжом, сгноить в дерьме… а он не знает, что благодарить за спокойную жизнь должен мою маму. Он вообще ничего не знает, кроме того, что спьяну убил бригаду скорой помощи. |