Онлайн книга «Научи меня умирать»
|
Я так и сказал. – И потом, зачем убивать себя сейчас? К чему такая спешка?.. Она меня перебила, выдав фразу, которую, судя по всему, не раз проговаривала перед зеркалом: – С каждым прожитым днем вероятность умереть не так, как ты хочешь, увеличивается. На достаточно длинном промежутке жизни шансы выбрать смерть вообще равны нулю. Мы с тобой сейчас сидим, болтаем, а где-то на другом конце Токио водитель заправляет свой грузовик, который через пару часов размажет нас по асфальту. Меня передернуло. – Ты не пробовала обратиться к психологу? – Пошел ты! – Я не хотел тебя обидеть… Но думать вот так – ненормально, поверь. Зачем превращать жизнь в реквием по себе? – Ты так ничего и не понял, – она налила из чайника уже остывший чай. – Ничего не понял, а казался не таким уж и дураком. Самоубийство – это свобода выбрать свою смерть. Возможность обмануть, опередить то, что этим вопросом занимается. Можешь называть судьбой, кармой, чем хочешь… – А если самоубийство и есть твоя судьба? Кого ты в этом случае обманываешь? Где здесь свобода? Изначально было решено, что ты выбросишься из окна в возрасте двадцати двух лет. Ты этот трюк и исполнишь. Думая, что всех обманула. На самом деле, обманули тебя. Такая мысль тебе в голову не приходила? Она озадаченно посмотрела на меня. Похоже, я попал в цель. Ничего сложного. Чем человек моложе, и чем умнее рассуждения у него, тем легче сбить его с толку. Романтика и идеализм не лучшие советчики. – Ты и вправду казался умнее, чем есть на самом деле. Да плевать мне, кто кого обманет. Что за игры?.. Главное, что умру так, как хочу, и тогда, когда посчитаю нужным. Если это совпадет с кармой или тому подобной дребеденью мне-то что? Вот так. Похоже, излишний романтизм и идеализм – моя проблема. Наверное, вид у меня был донельзя глупый. Вик рассмеялась. Рассмеялась громко и свободно. На нас опять смотрело ползала. Мне расхотелось с ней спорить. Хватит с меня философии. Есть дела и поважнее, чем спорить о свободе выбора с неуравновешенной и закомплексованной девчонкой. – Ну, хорошо. Теперь скажи, зачем тебе понадобился я, и закончим на этом. Мне еще кучу дел надо переделать. Она надулась. Еще бы! Неуважение к жизни – это еще терпимо. Но, когда кто-то ни во что не ставит твою смерть, становится чертовски обидно. Время шло. Вик молчала. Лицо у нее было таким же, как тогда, в букинистическом магазине. Из простого и не слишком красивого оно вдруг превратилось в нечто, не относившееся этому миру. Оно само было целым миром. И при пересечении с моей реальностью останавливало время. Мне показалось, что не оно принадлежит Вик, а девушка является лишь продолжением этого лица. Оно было похоже на фантастическую маску, созданную в другом измерении и заброшенную в наш мир. Маска, предназначение и смысл жизни которой непостижим. Эта маска могла бы жить и сама по себе. Но, чтобы не привлекать лишнего внимания, ей дали тело молодой девушки. Большую часть времени маска прячется где-то внутри. Изредка она выходит из своего убежища, чтобы взглянуть на этот мир. Тогда-то и останавливается время. Оно не выносит вмешательства иномировой жизни. И замирает… Я посмотрел на часы. Стрелки моих «гамильтонов» намертво прилипли к циферблату. Я огляделся. Пожилая женщина за соседним столиком замерла, не донеся до ярко накрашенного рта чашку с кофе. Над чашкой застыло облачко пара. Через толстый слой пудры проступила частая паутина морщин. Словно женщина собралась чихнуть. На противоположном конце зала один гомосексуалист с лиловыми волосами протянул зажигалку другому, в ярко красной рубашке с изуродованным пирсингом лицом. Огонек зажигалки похож на причудливый драгоценный камешек. Кончик длинной сигареты остановился в нескольких миллиметрах от него. Официантка склонилась над пожилым иностранцем. Рот у того приоткрыт. В черном провале пластмассово белеют зубы. Глаза полуприкрыты, видны только желтоватые белки. Его супруга, иссохшая, похожая на ветку мертвого дерева, неумело сжимая в узловатых пальцах палочки, тянется к чашке с рисом. Брови нахмурены – тонкие, бледные, как брюхо дохлой рыбы. Губы плотно сжаты. Поразительно, какие отталкивающие лица у замерших людей. Застывшая улыбка официантки – жуткий оскал мертвеца. Морщинистое лицо женщины с чашкой кофе – потрескавшаяся посмертная маска… Музей восковых фигур. Сад камней. Войлочная тишина. Не слышно даже шороха дождя за окнами. Словно во сне я повернул голову и бросил взгляд на Вик. Девушки не было. Тело почти растаяло, растворилось. О том, что оно было здесь, напоминала легкая, подрагивающая дымка. На меня смотрела маска. Отдаленно она была похожа на лицо Вик. Но теперь в ней не осталось ничего человеческого. Белая, как снег горной вершины. Кроваво-красный овал рта. В провале глаз космическая пустота. Две черные дыры, искривляющие пространство и время. Я почувствовал, как эти дыры медленно начинают засасывать меня. Раствориться в этом беспредельном ничто. Слиться с ним. Стать его частью. Сопротивляться было невозможно. Да и не хотелось… Руки, ноги, голова – все налилось свинцом. Тело не подчинялось мне. Сигнал мозга просто не доходил до конечностей. Нервные связи разрушены. Connection is impossible. Repeat attempt. [7] И тут маска заговорила. Она сказала голосом Вик: – Все-таки ты полный придурок. Я уже жалею, что связалась с тобой. Мир оттаял. Вздохнул. Зашевелился. Зашелестел. Женщина сделала глоток и чуть поморщилась, когда раскаленный кофе обжег нёбо. Официантка выпрямилась и засеменила к стойке. Вежливая улыбка медленно трансформировалась в гримасу «провались-эти-гайдзины-пропадом». Гомосексуалист глубоко затянулся и выпустил струйки дыма через тонкие ноздри. Старая иностранка воткнула палочки в гохан и хмуро заковыряла в нем. Я вытер испарину со лба. Похоже, что скоро и я стану выбивать футон по ночам. А может, начну вытворять еще что похуже. Мне хотелось думать, что все это было игрой воображения. Очень качественной, правдоподобной игрой. На худой конец – галлюцинацией. Но глубоко внутри я был уверен, что никакая это, к чертям, не галлюцинация. Вот так, просто, без всяких доказательств и попыток объяснить. Не галлюцинация и все. – Что у тебя с лицом? – донесся до меня голос Вик. – Да ничего. Наверное, просто устал, – соврал я. – Была тяжелая неделя. И непростой выходной. Мы, японцы, гении намеков. Но Вик не обратила на этот мастерский намек никакого внимания. Ее волновало только одно – собственные бредовые идеи. |