Книга Райское место, страница 50 – Марина Туманова

— Риденс всегда говорил, что ты — лучший друг, какого только можно желать. Ты нам подходишь, Уолт.

— Для жаркого? Или на суп сгожусь? О'Доннел рассмеялся.

— Для этих целей есть люди попроще. Обычно их хватает. Это только в то лето, когда я сюда попал, пришлось устраивать ловушку на дороге. Дожди тогда затянулись.

— Почему именно дождь? — Я старался представить, что его слова — очередной сюжет, придуманный Джейком, и задал вопрос, без которого не обошелся бы редактор. Но Ларри не был автором, поэтому только пожал плечами.

— Не знаю. Я не биолог. А вообще, «почему» — идиотский вопрос. Ты же не спрашиваешь, почему у тебя пять пальцев на руке, а не восемь, или почему соски расположены не на спине. Так какой смысл доискиваться причин, из-за которых моухейцы стали собой?

— Ты произносишь «моухейцы» как название особой нации.

— Так оно и есть, — улыбнулся Ларри. — И разумнее всего будет принять их такими.

— Оборотнями и каннибалами?

— Чем меньше будешь забивать себе голову громкими словами, тем быстрее адаптируешься. А тебе это нужно.

— Как твоим бывшим сослуживцам? — Я откусил сандвич и пододвинул к себе салат. — Чем экскурсия закончилась для них?

— Им пришлось долго ждать, — спокойно сказал О'Доннел. — Я уже говорил, начало того лета выдалось очень дождливым. Моухей стоит далеко от центральных трасс, но чужаки заявляются сюда регулярно, со временем сам убедишься. Наверное, людей что-то тянет на эту проселочную дорогу. Может, те же флюиды, которые вызывают кошмары. А когда семейные «Седаны» или фуры дальнобойщиков останавливаются в Моухее, ничего не стоит оставить людей здесь навсегда. Кого — силой, а других можно попросту угостить стаканчиком. Или плеснуть «виски» в сок, как это сделали с Кэтлин. Избавиться потом от машин легче легкого. А деревня получает запас свежего мяса, которое ходит на двух ногах и поет песни, дожидаясь смерти.

— От твоего цинизма воротит.

— От наивности — еще сильнее, — отмахнулся Ларри. — Так вот, в июне восемьдесят седьмого обычное число проезжих уменьшилось, а дождь лил почти каждый день. В конце месяца моухейцам пришлось бросать жребий между собой, и во время очередного преображения они съели Карла Биннса. Потом — Долли Гарделл и Селину Уибли.

— Сестру Сельмы? — сообразил я.

— Ее самую. Говорили, она была гораздо красивее Сельмы.

— Это несложно, — криво усмехнулся я. Забавная в Моухее традиция подбирать братьям и сестрам похожие имена. Сельма и Селина, Молли и Долли. Теперь Айрин и Айрис, Дилан и Делберт. Наверное, когда имена так похожи, создается впечатление, что и дети сливаются в единое существо. И если одного из них придется сожрать, это даже не убийство. Просто ликвидация запасного варианта.

Господи, что за идиотизм! О'Доннел правду сказал — я подхожу этой чокнутой общине. Уже одним тем, что сижу и выдумываю кретинские объяснения их сумасшествию вместо того, чтоб вырваться отсюда

Ага, пробить головой стену и пальцами вырыть тоннель!

и немедленно вызвать полицию из Гэлтауна.

«Детектив, в вашем округе живет целая деревня оборотней, которые любят, посиживая под теплым дождичком, смаковать человечину!» Конечно, после такого заявления вся полиция штата поднимется по тревоге, а мне губернатор вручит медаль.

Я внимательно всмотрелся в бульон. Ладно, даже если туда влили «Четыре розы», съем. Обычно после перепоя на еду и смотреть не хочется, но стресс диктует свои правила, и сейчас у меня желудок сводило от голода. Сандвич только раздразнил аппетит.

Интересно, ветчина в нем не из человеческого окорока?

Да нет, конечно! О'Доннел ведь ясно сказал, что он не по этому делу. И с какой радости моухейцам тратить драгоценные запасы на чужака? Так что пусть Ларри рассказывает что угодно, хоть и возьмется описывать пожирание людей живьем — все равно буду есть.

— Необходимо было заполучить запас будущих жертв, — сказал О'Доннел. — Никому не хотелось любоваться машиной, которая въедет в деревню и, не останавливаясь, умчится дальше, поэтому посреди дороги устроили ловушку. И в награду за труды получили не легковушку с парочкой, а полный автобус людей. Да только погода неожиданно переменилась — после того, как наша группа осела здесь, дождя не было почти два месяца.

За это время меня более-менее подготовили к тому, что должно произойти. Я подружился со Стэном Клейменом, с Чарли Маккини. Они неглупые люди и хорошие друзья, можешь поверить. А ребята, постоянно пьяные, грязные и вповалку спящие на полу сарая, начали вызывать отвращение. Так что, когда пошел дождь, я спокойно наблюдал за тем, как мои новые соседи расправлялись с моими бывшими друзьями. И готов был помочь им, если понадобится.

Зря я думал, что смогу есть, что бы он ни говорил. Кусок хлеба застрял в горле, я осторожно положил ложку. Капли бульона стекали в центр углубления.

— Ребята не особо страдали. — Ларри улыбнулся, и это не было галлюцинацией. Я сглотнул, показалось, слюна оцарапала горло, а он спокойно и дружелюбно продолжал: — Они так нахлестались, что сопротивляться не пробовали. Вот потом, когда заносило сюда непьющих, бывало труднее. Знаешь: вопли, попытки убежать, когда ноги разъезжаются в грязи, униженные мольбы и спекуляция способностью к размножению. «Не надо, прошу вас, у меня трое детей!»

Я не думал, что кинусь на него. Не прикидывал, как это сделать половчее. Но ярость ударила изнутри острой вспышкой, словно из солнечного сплетения вырвалось лезвие меча Люка Скайуокера, — и я прыгнул на О'Доннела, изо всех сил оттолкнувшись ногами от пола. Если повезет, подомну эту скотину и успею…

Я ничего не успел. Реакции Ларри позавидовал бы лучший футбольный вратарь. В долю секунды он отстранился по-змеиному плавным движением, а в руках, ухвативших меня за предплечья, сила была медвежья.

Мог бы помнить об этом, кретин, видел ведь, как он одной рукой держал Дилана на весу!

Ларри поднялся на ноги, сдернув меня с дивана, и встряхнул так, что зубы щелкнули. Я рванулся, но с тем же успехом мог вырываться из стальных клещей. Голова моталась из стороны в сторону, О'Доннел тряс меня, как отец провинившегося мальчишку. Если врежет, я буду зубы по всему подвалу собирать.

Но он не перешел к радикальным мерам. Решив, что городской хлюпик опомнился, ослабил хватку и толкнул меня обратно на диван. Я больно треснулся затылком о деревянный подголовник. Какая сволочь придумала украшать диваны деревяшками? Не могли ватой обить? Голова кружилась, я чувствовал себя оплеванным и абсолютно беспомощным.

— Не ершись, Уолт, — тяжело выделяя голосом каждый слог, сказал Ларри. Он наклонился надо мной, глядя в глаза. Его глаза были голубыми, холодными и жестокими. А мои — перепуганными. Ничего больше.

— Я тебе доверяю и понимаю, что тебе надо время переварить информацию. Но если не хочешь узнать, что такое серьезные неприятности, никогда больше не смей на меня кидаться. Понял?