Онлайн книга «Сибирская жуть-4. Не будите спящую тайгу»
Повторилась сцена с сидящими на лавках, засыпающими, не донеся чай до рта ребятами. Михалыч каркающим голосом велел всем ложиться спать. — Не советую есть, даже чай, если горячий, нельзя много… Может быть обморок. А завтра будет ломота. Сильная боль во всем теле, вот увидите… В зимовье было тепло и сухо. Там, за дверью, все шептало, шелестело. Иногда сильно шелестело по крыше: накапливался снег, под собственной тяжестью съезжал. В зимовье было почти темно. Слабый-слабый свет падал из окна, еле-еле — от открытой печки. — Жень… Привали дверь… — донесся сонный голос Михалыча из недр спального мешка. Шеф помнил о безопасности, но сил у него уже не было. И сунуть в скобы брус он попросил того, кто еще держался на ногах. Проспали почти десять часов, не сговариваясь, не планируя. Михалыч оказался прав — у всех страшно ломило все тело, и двадцать девятого мая отряд вставал очень тяжело. Сергей пытался выйти из зимовья. Что-то не пускало дверь. Парень навалился посильнее… дверь подалась — хорошо, если на десять сантиметров. В щель хлынул свежий, чистый воздух, до этого Сергей не чувствовал, какой спертый воздух в зимовье, там, где спали вповалку целых семь здоровых мужиков. В щель хлынул ясный, чистый свет и всыпалось немного снега. Всю ночь шел снег, засыпая избушку, да и вчера снегу было уже по колено, только что от двери отгребли. Сергей навалился во всю свою немалую силу, щель увеличилась, но ненамного. Снег продолжался всю ночь, и сегодня, чтобы открыть дверь, надо было отгрести ее снаружи, что поделаешь! — Что, Сережа, очень надо? Может, тебе пока пописать в уголок? — Зачем в уголок? Вот тебе окошко, оно же бойница, струей можно попасть! — Серый, тебе по большому? Тогда, конечно, открывай! — резвился народ непосредственно из спальников, причем одни резвились, а другие, закусивши губы, охали. — Нет, а правда, мы что, так и будем тут сидеть?! — Может, и не будем… Если навалимся хорошо. — Народ, а там же снаружи у нас эвенки! — Точно! Их и позвать! — Коля! Афанасий! Сергею на подмогу пришел Бродов, потом и Алеша Теплов. Втроем они рявкнули так, что снег живее пополз с крыши. Но эвенки не поднимались. Из дверной щели была превосходно видна опушенная снегом крыша палатки. Эвенки спали метрах в четырех от двери. — Может быть, все разом?! А?! Как заорем! Все семеро?! — Ребята, да кончайте вы балдеть, — раздался тихий голос Игоря Андронова и мгновенно устыдил разбушевавшихся. — Ваши вопли все равно на девяносто процентов не выйдут из избушки. У вас, балбесов, что в школе по физике было? — У меня «пятерка», — из спальника похвастался Лисицын. — Ты потому и не орешь? — А может быть, еще и потому… — А все-таки, будем мы двери открывать? — проявлял Алеша здоровую озабоченность. — Ну, елки… Давайте дружно… — Подождите, мужики! Тогда уж все. Все, кроме Михалыча и Андронова, сгрудились у двери, приплясывая на ледяном полу. Навалились. — Давай-давай, мужики! Ыть!!! — А! — Что такое?! — Ногу! — Что с ногой?! — Ногу отдавили! — Ну, разом, на выдохе! Ы-ыыыттть!!! По шуму, по веселому ору было видно, что народ поспал, сколько хотел, доволен и счастлив и жаждет великих дел. Дверь отодвинулась еще немного, и тощий Серега даже просочился наружу и теперь приплясывал на снегу: в пылу великих дел как-то позабыл обуться… — Лопату! Где лопата? — Да нет здесь никакой лопаты! — А у шефа? Складная такая? — А она где? — В рюкзаке, — подал голос, наконец, Михалыч. — А еще лучше — доску дайте. И заодно сапоги… — А сапоги зачем?! — А чтоб обулся. Производя невероятно много шума, посиневшему Сереге передали кусок доски, складную, почти детскую лопатку, два сапога от разных пар, полушубок (одеться он тоже забыл, и, может, это даже к лучшему, потому что в полушубке он бы в щелку просто не пролез). — Ну, елки… Рыхлый снег разлетался фонтаном. Через несколько минут дверь под крики «ура!» сумели окончательно открыть. — Ну, навоевались?! Давай мыться! Михалыч, вы сегодня за дежурного?! — Сегодня я готовлю завтрак, Игорь поможет. — Ура! Вот теперь я вижу, что такое застоявшийся народ… — Не застоявшийся, а отдохнувший! А вообще, надо думать, что делать… — Это, Андрюша, смотря что будет на улице, если снег, то сидим здесь, хочешь не хочешь. — Не, Михалыч, надо нам теперь на них напасть, на тех, кто наш лагерь захватил! — Алеша, ты себе это как представляешь? — А это… Ой, давайте помогу! — Давай, Алешенька, наполни это ведро снегом… — Вы кашу варить будете? — А есть альтернатива, Павел? — Ну… К примеру, вареные рожки. — Та-ак… Народ, кто за рожки? Нет, ну нельзя ж с такими лицами! А кто за гречку с тушенкой? Единогласно! Шумно, весело валил народ на речку, кое-кто умывался и снегом. Снег на глазах терял прежнюю рассыпчатость и легкость, насыщался водой и темнел. В ладонях этот снег легко превращался в чудно пахнущую талую воду, начинал протекать между пальцами. Так же шумно, весело усаживались за еду. Лисицын с Алешей и с Женей расстелили на полу брезент, полушубки, стали резать хлеб для завтрака. Аккуратный Игорь определил подле избушки место, в котором опорожнение кишечника не будет рассматриваться, как преступление перед общественностью, так он выразился. Он выкопал там снежную ямку, сделал отгораживающий от домика вал и воткнул в вал старую лыжную палку, валявшуюся здесь же. Но и обильная еда не пресекла активности хорошо выспавшихся масс. Народ собирался прямо сейчас идти отвоевывать Мишу Будкина, пусть по колена в снегу, ворваться в собственный лагерь и отбить его у супостатов. Особо сокрушался Алеша: — Эх, до чего жалко, что ушли! — Ну и что было бы? — спросил Андронов. — Как что? Они бы сунулись, а мы бы их! — А они нас! — тут же вмешался Лисицын. — Ты давай не хорохорься, Алешка! Они же в лагерь почему полезли? — А потому, — подхватил Паша Бродов, — что там был один только Мишка! А в лагерь, где все, они бы не полезли. Они бы нас из-за деревьев, из-за склонов бы и перебили. — Или вошли бы в лагерь рано утром, — подхватил Андронов, — и открыли бы огонь по низу палаток, где лежат спящие. Мы ж не думали ни о чем таком, нас же голыми руками можно было… И такое же безумие — сейчас идти атаковать. |