Онлайн книга «Контрмеры»
|
Рон всё-таки посмотрел на свою визави прямо. — Вы это серьёзно? — Что — «это»? — Неважно. И… — Да? — Извините. — А вот это уже лишнее. Будь ты виноват в чём-то таком, что требует извинений, я говорила бы с тобой совсем иначе. Или у вас в традиции коллективная ответственность? — Ну… не совсем. «У нас принято находить стрелочников. Но при одной мысли о том, как я объясняю значение данного „термина“, меня начинает тошнить. Гадство! Что же там всё-таки произошло? Система ведь была пуста… Нет. Её во всеуслышание объявили пустой. Надо ли тебе объяснять, насколько могут расходиться реальность и публичные заявления Вожаков? Гадство!» От расспросов Рона спасли остановка лифта и поспешный встречный вопрос: — Раз вы спрашиваете такое, получается, что у виирай ответственность коллективной просто не бывает? — Бывает, наверно. Но очень редко, в порядке исключения. Вдумайся: ведь «коллективная ответственность» — это либо оксюморон, либо, скорее, вообще катахреза. То бишь внутренне противоречивое высказывание. Нести ответственность можно лишь за что-то конкретное: поступок, слово, мысль. Ни первое, ни второе, ни третье не могут быть плодом усилий масс. Только индивида. И если иногда бывает сложно сказать, кто именно должен отвечать за тот или иной факт, в самом существовании конкретного ответственного лица усомниться нельзя. — А если приказ исходит не от конкретного лица? Например, есть закон, выработанный коллегиально и утверждённый большинством голосов. Кому вменять в вину исполнение такого закона, если в конкретных обстоятельствах он оказался… сомнителен? — Кому? Исполнителю, — ответила Сарина без тени сомнений. — Если закон вынуждает стрелять в разумных существ, в хаос такой закон! Кстати, коллегиально выработанные правила всегда будут в лучшем случае сомнительны. Компромисс — не самый лучший путь решения возникающих проблем. — А какой, по-вашему, лучший? — Идеальных путей не бывает, но спросить у самого знающего, на мой взгляд, куда естественнее. В группе может быть только один мудрейший, его и надо слушаться. — А если решение мудрейшего не по нраву? — Смирись. Может быть, время покажет, что прав был именно ты. Вот только мудрейшие на то и называются мудрейшими, что редко высказываются категорично. И ошибаются очень редко. «Трудно с ней спорить…» Впрочем, следом за этой мыслью явилась иная, предательская: «А надо ли вообще спорить с ней?» — Всё это замечательно, только есть одна махонькая проблема… — Какая? — Выбор этих самых мудрейших. — Согласна. Но виирай эту проблему давно решили. — Каким образом? — Предвидение. Достаточно одного… вернее, — странновато усмехнулась Сарина, — одной пророчицы высокого класса, чтобы ставить на ответственные посты только тех, кто оправдает оказанное доверие. Тут, конечно, возникает проблема того самого доверия, но за четыреста хин-циклов можно заработать прямо-таки непрошибаемый авторитет. — Четыреста хин-циклов? — отупело переспросил Рон. — Это больше трёхсот лет? — В пересчёте на ваши единицы — да. А что тебя так удивляет? Разве у вас нет технологий продления жизни? — Есть, но не настолько эффективные. Нет, не в том дело! Ты всерьёз про предвидение? — Вполне. Что тебя так… а. Ну да. У вас же очень мало псиоников… — И слава космосу, что мало! — Почему? Что плохого в пси? — А что хорошего в безумии и хаосе? Сарина резко развернулась. — Так. Вот мы и вычислили одну из болевых точек. Ты веришь, что я Владею пси? На дне её зрачков напоминанием блеснул голубой огонь, и Рон поспешно кивнул. — Тогда следующий вопрос: ты считаешь меня безумной? Не контролирующей себя? — Нет! — А раз так, — резюмировала Сарина с подчёркнутой мягкостью, — придётся допустить хотя бы теоретическую возможность того, что твоё «аргументированное» мнение по поводу пси может быть… необъективным. Пошли. С этими словами она шагнула из коридора в неярко освещённое обширное пространство, в котором тут и там загораживали обзор безошибочно узнаваемые силуэты катеров, шаттлов и прочей маломерной космической техники. Рон последовал за ней. В ангарном отсеке (а это были именно ангары, Рон не раз наблюдал за происходящим здесь через монитор компакта) жизнь била ключом. Вокруг было полным-полно виирай в чёрных комбезах техников и синих комбезах, выдававших принадлежность своих хозяев к военному флоту. С грузной неторопливостью топали такелажные экзоскелеты, шустро носились туда-сюда по специально выделенным дорожкам автоматы, летали словно сами по себе здоровенные контейнеры… Что касается катеров и шаттлов, то они периодически взлетали, разгонялись, пробивали слабо мерцающий силовой барьер атмосферного шлюза и скрывались из вида — либо, напротив, влетали в отсек, гасили остаточную скорость и опускались на отведённые для посадки места. Пока Рон с Сариной пробирались через этот обманчивый хаос, Рону представилась возможность своими глазами проследить за двумя взлётами и тремя посадками. Как и советовала Сарина, рот он держал на замке, а ушки на макушке. Меж тем его провожатая неоднократно махала кому-то рукой, перебрасывалась с какими-то своими знакомыми короткими фразами, а с одним мужчиной (серый комбинезон, как у Сарины и у самого Рона — значит, пехота) говорила три минуты и сорок шесть секунд. Рон засекал время с помощью таймера имплантата, но о чём разговор — не понял. Язык виирай он пока знал с пятого на десятое. Слишком поверхностно, чтобы понимать беглую речь. «А вот она на бейсике шпарит почти как на родном… да и Старик с Рослым не отстают. Так освоить незнакомое прежде наречие всего-то за три неполных недели — в этом есть что-то сверхъестественное. Если эта троица просто одарена по части лингвистики, то хорошо. Если это результат применения пресловутого пси, то… А если такая скорость обучения для виирай — нормальный уровень „выше среднего“?» Поднимаясь следом за Сариной в салон малого шаттла, Рон продолжал размышлять: «Нет, не могут они быть настолько умнее людей. Эволюция всех лепит с расчётом на выживание, а вовсе не на интеллектуальные подвиги. Наверно, они просто немного лучше умеют пользоваться тем, что им дала природа. Может, у них умникам достаётся заметно больше свободы, чем у нас, поэтому и…» Додумать Рон не успел. — Сколько времени длится ваша экспансия в космосе? — Три тысячи лет. Округлённо. А что? |