Книга Почти луна, страница 37 – Элис Сиболд

— Где ее коса?

— Сколько водки ты выпил?

— Достаточно. Где коса?

— Я разрезала ее и смыла в унитаз.

— Хорошо.

— Эмили поняла, что ты выпил?

Когда я впервые зашла в дом Эмили в Вашингтоне, меня ждал двойной удар. Во-первых, весь пол от стены до стены был покрыт белым ковром и заходить в туфлях дальше прихожей не разрешалось. А во-вторых, когда я попросила выпить, мне заявили, что алкоголя не держат.

— Она предпочла поверить, когда я сказал, что все дело в горе, — ответил Джейк.

— Солгал?

— Ты влияешь на меня как всегда.

— И как же?

— Плохо.

Я улыбнулась. Джейк тащил меня к вере в мир, а я тащила его туда, где за каждой улыбкой таился кинжал. В какой-то момент мы развалились на части, словно кукла, собранная из противоположных деталей.

— Что дальше? — спросила я.

— Что дальше?!

— Похоже, ты понимаешь, что происходит, — пояснила я. — Давай поступим по-твоему.

— Позвоним в полицию.

— Мне казалось, тебе не понравилась эта идея, — удивилась я.

— Не понравилась, но думаю, ты права. Скажем, что ты нашла мать в таком виде прошлой ночью и ждала моего приезда, чтобы позвонить им. Звонить надо сейчас. Я здесь уже пол-утра.

— Если мы собираемся им звонить, я хотела бы вернуться в дом и убраться.

— Тебя волнует домашнее хозяйство?

— Я хочу еще раз повидать ее.

Его недоверчивое лицо заставило меня вздрогнуть. Как будто он ничего и не предлагал.

— Бери куртку. Я на арендованной машине, но вести лучше тебе.

Когда мы оделись и собрались, Джейк поймал мою руку и сжал.

Снаружи, на бетонной дорожке, я представила, как проезжаю на машине Джейка за домом Хеймиша и встречаю его. У моего бывшего был красный «крайслер» с откидным верхом, весьма устаревший, но, не обладая преимуществом юности и находясь под угрозой обвинения в убийстве, я могла бы воспользоваться этой машиной, чтобы отвлечь парня. Как погремушкой.

Я выехала из квартала. Какое-то время мы молчали. Выбравшись на Пикеринг-Пайк и направляясь к Финиксвиллю, я заметила, что Джейк начал глядеть по сторонам.

— Боже, — сказал он, — как будто ничего здесь не изменилось. Как будто заморожено во времени.

Мысленно я обозревала мамину кухню. Разбросанные пластиковые контейнеры и ножницы на полу могут быть сочтены элементами неудачного ограбления.

Мы проехали мимо здания ветеранской организации рядом со складом пиломатериалов.

— Погоди, пока увидишь дом Натали, — сказала я. — У нее три смежные ванные комнаты!

— Что ты ей скажешь?

— Хорошо бы я могла рассказать Натали правду.

— Ты же знаешь, что не можешь, Хелен.

Я не ответила, внезапно подумав о рассказе Эдгара Аллана По, в котором кого-то заживо похоронили внутри стены.

— Только мне, Хелен. Мне. Больше никому.

— Натали знает, что я чувствовала к матери.

— Может быть, но это другое дело. Ты пошла дальше, чем большинство людей. Ты не можешь ни с кем поделиться.

— Большинство людей — идиоты, — откликнулась я.

Мы проехали старую фабрику покрышек. Когда Саре было четыре, она считала, что Джейк живет здесь.

— Когда ты так говоришь, с тобой трудно находиться в машине.

— Почему?

— Потому что это напоминает мне, какой ты всегда была. Даже когда дела шли хорошо, ты пребывала в унынии. Ты ненавидела все на свете.

— Определенно, настало время ездить в машинах с мужчинами, которые ощущают потребность рассказать мне правду обо мне самой, — заметила я.

Он не спросил, кого я имею в виду. Миля утекала за милей на спидометре «Плейскул», сделанном в стиле приборной панели гоночной машины. Мы проехали дом Натали.

— Старый мост все еще стоит, — сказал Джейк, его тон предлагал оливковую ветвь. — Помнится, когда твой отец катал нас, на этом месте в нем всегда происходила перемена. Он вроде как оживлялся. Помнишь? Как будто подымал войска, чтобы мы все вместе приехали домой и хорошо провели время. Сперва я не понимал этого.

— А потом понял?

— Прошлой ночью, когда я забрался в окно, все вернулось. Тот дом — тюрьма.

— И ты женился на заключенной.

Я стиснула руль. Мне не особо нравилось сидеть в машине с Джейком. Слишком много былого, как и слишком много правды, может причинить боль.

— Как Эмили? — спросила я.

— Хорошо, — улыбнулся Джейк. — Она легко привыкла к тому, что ей стукнуло тридцать.

— Ей стукнуло тридцать… — начала я, и Джейк присоединился ко мне, — в день, когда она родилась!

Мы вместе посмеялись в жестяной чужой машине.

— А Джон?

— Ну, вообще-то он никогда мне особо не нравился, но он хороший. Надежный.

— По-моему, он ненавидит меня, — сказала я.

Джейк прочистил горло.

— Стало быть, да?

— В целом он не одобряет нас всех. Сару тоже.

— Бедная Сара.

— Они поделили нас, Хелен, — сказал он. — Сара выбрала тебя. Ты же знаешь?

Я отвернулась.

— Черт! — воскликнул Джейк.

Мы как раз въехали на окраину Финиксвилля.

— Прелестно, не правда ли?

— Я забыл. Я совершенно забыл.

— Не все мы выросли на великом Северо-Западе, с утесом-отцом и извилистым водопадом-матерью, — заметила я. — Некоторым пришлось пробиваться сквозь асфальт.

— Только подумай, каково здесь могло быть ей, — сказал он.

— Кому?

— Твоей матери. В смысле, с какой стати ей вообще хотеть выходить из дома, когда вокруг… такое?

— Я знаю, тебе смешно, но я за годы вроде как привязалась к здешним местам.

— К вот этому?

Впереди замаячил старый мост, что рассекал город на две части. Под ним рассыпалось пятно мусора. Бочка, в которой тот прежде хранился, почернела от огня.

— Признаться, — сказала я, — он знавал лучшие дни, и все же у него до сих пор есть центр. Его даже пытались оживить.

— Познакомьтесь с Хелен, вашей проводницей из бюро туристических и ритуальных услуг.

— Это дух Финиксвилля, — ответила я.

Мы встали на красный свет за какой-то машиной. Загорелся зеленый, а она не тронулась с места.

— В ней никого нет, — сообщил Джейк.