Онлайн книга «Ночной дозор»
Дункан смущенно отвернулся, когда Фрейзер перехватил его взгляд и чуть спокойнее спросил: – Думаешь, у меня очко сыграло? – Ничего я не думаю. – Может, и так. – Фрейзер протянул трясущуюся руку. – Видал? – Ну и что? – Как, ну и что? Господи! Ты не понимаешь! Я... Черт! Завопили и другие зэки. Казалось, они тоже насмерть перепуганы. Один звал мистера Гарнира. Другой чем-то дубасил в дверь камеры. Оконные рамы заходили ходуном, когда совсем рядом упала очередная бомба... Затем бомбы посыпались градом – казалось, ты сидишь в мусорном баке, а по крышке кто-то наяривает битой. – Джиггс, пиздобол! – истошно вопил какой-то зэк. – Это ты, сучара, виноват! Я тебя уделаю, гад! Глаз на жопу натяну! Однако Джиггс уже заткнулся, вскоре смолк и крикун. Орать под аккомпанемент разрывов было жутковато; Дункан представил, как почти все зэки замерли на шконках и молча отсчитывают секунды до следующего взрыва. Фрейзер вздрагивал и не отходил от двери. – Ляг, пережди, пока кончится, – сказал Дункан. – А если не кончится? Или мы кончимся вместе с бомбежкой? – Бомбят далеко. Просто здесь дворы усиливают звук, – сочинил Дункан. – Взрывы кажутся ближе, чем на самом деле. – Думаешь? – Ну да. Разве ты не замечал, какое эхо, когда кричат из окна? Фрейзер кивнул, цепляясь за мысль. – Точно! Я замечал. Верно, ты прав. Его все еще трясло, и он стал растирать плечи. Камера выстудилась, в одной пижаме было холодно. – Ложись, – повторил Дункан. Однако Фрейзер не шелохнулся, и тогда он встал с койки и залез на стул, чтобы задернуть штору. В окно просматривались двор и тюремный корпус напротив, залитый лунным светом. По небу, как ополоумевшие, шарили прожектора, и где-то к востоку – в Майда-Вейл, а может, еще дальше, в Юстоне – мерцало слабое дрожащее зарево начинавшегося пожара. Дункан перевел взгляд на трещину в стекле. Аккуратная идеальная дуга вовсе не казалась порождением грубой силы. Однако под пальцами стекло подалось, и Дункан понял, что, если нажать чуть сильнее, оно разлетится вдребезги. Опустив светомаскировочную штору, он закрепил ее на подоконнике, и камера, погрузившись в почти непроглядную тьму, приобрела совершенно иной вид – комнаты, которая могла находиться где угодно или вообще нигде. Штора заглушила лунный свет, который все же просачивался сквозь изношенную ткань, образуя на ней звездочки, точки и полумесяцы, как на усеянной блестками мантии эстрадного фокусника. Дункан снова лег. Он слышал, как Фрейзер сделал пару шагов и нагнулся за одеялом. Потом нерешительно замер, словно еще не избавился от страха... И наконец очень тихо сказал: – Пирс, можно к тебе, а? В смысле, лечь на твою койку. – Дункан не ответил, и он просто добавил: – Это все проклятая война. Одному мне страшно. Дункан откинул одеяло и сдвинулся ближе к стене; Фрейзер лег рядом и затих. Они молчали. Однако при каждом разрыве или залпе зенитного огня Фрейзер вздрагивал и напрягался, как человек, которого донимают приступы боли. Вскоре Дункан почувствовал, что тоже напрягается – не от страха, но из сочувствия. Фрейзера это рассмешило. – О господи! – проговорил он, лязгая зубами. – Извини, Пирс. – Извиняться не за что, – ответил Дункан. – Никак не могу унять колотун. – Так всегда бывает. – И ты из-за меня трясешься. – Не важно. Сейчас согреешься, и все пройдет. Фрейзер покачал головой. – Колотит не просто от холода. – Это не важно. – Чего ты заладил? Это чертовски важно. Не понимаешь, что ли? – Чего? – По-твоему, я не задумываюсь о... страхе? Это самое поганое, что есть на свете. Мне пофиг любые трибуналы. Плевать, если бабы на улице крикнут, что я не мужик! Однако наедине с собой закрадывается мысль, что, может, суды и бабы правы, и тогда гложет и гложет подозрение: я действую по искреннему убеждению или просто я... несчастный трус? – Он отер лицо, и Дункан догадался, что пот на его щеках перемешан со слезами. – Такие, как я, никогда не признаются... – Фрейзер заговорил сбивчивей: – Но мы это чувствуем, Пирс, я знаю, все чувствуют... И в то же время видишь, как самые обычные ребята – мужики вроде Грейсона или Райта – охотно идут воевать. Что, в них меньше смелости, потому что они болваны? Неужели, по-твоему, я не задумываюсь о том, каково мне станет, когда война закончится и я буду знать, что жив, наверное, лишь благодаря таким парням? А между тем вот он я, вот Уотлинг, Уиллис, Спинкс и все другие отказники во всех тюрьмах Англии. И если... – Раздался громкий гул бомбардировщика. Фрейзер вновь напрягся, пока самолет не пролетел. – Если всех нас заживо сожжет зажигалка, станем ли мы тогда храбрецами? – Я считаю, нужна смелость, чтобы поступить, как ты, – ответил Дункан. – Всякий тебе скажет. Фрейзер вытер нос. – Легко быть смелым, когда вообще ничего не делаешь! Ты гораздо храбрее меня, Пирс. – Я? – Ведь ты что-то сделал, правда? – То есть? – Ты совершил поступок... ну тот, из-за которого попал сюда. Дункан вздрогнул и отвернулся. – Ведь потребовалось мужество, правда? – не унимался Фрейзер. – Видит бог, мне бы духу не хватило. Дункан снова дернулся и поднял руку, словно даже в темноте хотел оттолкнуть взгляд Фрейзера. – Ни хрена ты не знаешь, – грубо сказал он. – Думаешь... Ох! – Стало мерзко. Даже сейчас, когда рядом трясло Фрейзера, он не мог заставить себя открыть незамысловатую правду и только обронил: – Не говори ничего. Заткнись! – Ладно. Извини. Они замолчали. Все еще слышались гул самолетов и жуткая дробь зениток. Но вот очередной взрыв раздался дальше, потом еще дальше – бомбардировщики уходили... Фрейзер успокаивался. Вскоре прозвучал отбой, и он, вздрогнув в последний раз, рукавом отер лицо и затих. В корпусе стояла тишина. Из окон никто не вопил и не свистел. Зэки, которые от страха костенели или сворачивались калачиком, теперь приподнимали головы, вытягивали руки, словно ощупывая ночную тишину, и в изнеможении опять валились на койки. Зашевелились надзиратели – вылезли из укрытия, точно жуки из-под камня. Слышались их шаги по гаревому двору – медленные, запинающиеся, словно охранников изумляла невредимая тюрьма. Дункан знал, что теперь услышит дребезжанье железных площадок под ногами мистера Манди, совершающего обход. Когда звон возник, он поднял голову, чтобы лучше слышать. В кромешной тьме камеры световая полоска под дверью казалась совсем бледной. Вот мистер Манди подошел и сдвинул заслонку глазка. Дункан понимал, что Фрейзер тоже все видит. Когда тот собрался что-то сказать, он зажал ему рот и не откликнулся на обычный шепот мистера Манди: «Порядок?» Вопрос прозвучал в другой раз, и в третий, прежде чем надзиратель сдался и неохотно ушел. |