
Онлайн книга «Ночной дозор»
![]() – Да, – рассеянно ответил Дункан. Он почти не слушал, думая о другом. Глядя, как Алек снова разглаживает листок, Дункан робко спросил: – А для родных ничего нельзя добавить? – Для родных? – скривился Алек. – Нет, конечно. Ты что, дурак? – Я думаю о Вив. Она ужасно расстроится. – Говорю, она будет гордиться тобой. Все будут. Даже мой папаша. Он говорит, я трус поганый. Хотелось бы увидеть его рожу, когда это попадет в газеты! Мы станем как... как мученики! – Алек задумался. – Теперь осталось решить, как мы это провернем. Думаю, можно задохнуться газом. – Газом? – перепугался Дункан. – Это же очень долго, да? Сто лет уйдет. И потом, газ же растечется, и мы отравим отца. Конечно, он старый хрыч, но все же так не очень честно. – Это будет неспортивно. – Да, старина, не по правилам. Они рассмеялись. Обоих разобрал такой смех, что они зажали руками рты. Алек повалился на кровать и зарылся лицом в подушку. Потом, все еще посмеиваясь, сказал: – Можно отравиться. Слопать мышьяку. Как та старая шлюха, мадам Бовари. – Превосходный план, мистер Холмс, – дурашливым голосом проговорил Дункан, – но с одним существенным изъяном. Мышьяка отец в доме не держит. – Нет мышьяка? И вы называете это современным, хорошо оснащенным домом? Как насчет крысиного яда, я вас умоляю? – Тоже нет. И потом... ведь от яда будет ой-ой-ой как больно? – Ой-ой-ой как больно будет в любом случае, недоумок. Иначе какой же это поступок? – Все равно... Алек перестал смеяться, секунду подумал и сел. – А если мы утопимся? – серьезно спросил он. – Перед глазами промелькнет вся жизнь. Вообще-то мне свою паршивую жизнь не особо хочется видеть... – А я маму увижу, – сказал Дункан. – Ну вот! Перед смертью человек должен повидаться с матерью. Заодно спросишь, с какого ляду она вышла за твоего отца. Они опять засмеялись. – Но как мы это сделаем? – наконец спросил Дункан. – Придется искать канал или что-то вроде того. – Не придется. Я полагал, всем известно, что утонуть можно и в луже. Это научный факт. Разве у вас не набирают в ванну воду на случай пожара? – Верно, черт побери! – вскинулся Дункан. – Ну так, за дело, Дэ-Пэ! Они встали. – Бери письмо и кнопку, – сказал Дункан. – Погоди!.. Я причешусь. – Нашел время! – Отвали! – Вперед, Лесли Говард! [62] Перед зеркалом туалетного столика Дункан торопливо махнул по волосам расческой. Они на цыпочках вышли из спальни, затем через прихожую и гостиную пробрались в кухню. Дункан очень тихо притворял двери, открытые на случай взрывной волны. Было слышно, как мощно храпит отец. – Папаша у тебя что твой «мессершмитт»! [63] – прошептал Алек, и оба опять прыснули. В кухне зажгли свет. Тусклая голая лампочка высветила блеклую белизну испятнанной раковины, серые заплатки на желтом линолеуме пола, стол и стулья цвета бурой подливки. У стены, рядом с кухонным столом, примостилась ванна; когда-то давно отец Дункана огородил ее досками, того же подливочного цвета, и соорудил крышку, которая использовалась как сушилка. Сейчас на ней стояли посуда и большое цинковое ведро с замоченным в соде отцовым и Дункановым исподним. Дункан покраснел и торопливо убрал ведро. Алек переставил на стол посуду. Вдвоем взявшись за края, они сняли крышку. В мутной воде, оставшейся от давнишнего мытья отца, плавали жесткие закрученные волоски, что было еще позорнее исподнего; едва их увидев, Дункан отвернулся и сжал кулаки. Если б отец оказался рядом, он бы его ударил. – Вот же свинья! – пробормотал Дункан. – Воды-то хватит, – неуверенно сказал Алек. – Только как нам пристроиться? Вдвоем не поместимся. Может, сунуть головы и держать друг друга? От мысли, что придется опустить лицо в грязную воду, которая плескалась вокруг отцовых ног, причинного места и задницы, Дункана затошнило. – Так я не хочу, – сказал он. – Мне, что ль, очень хочется? Но привередничать некогда. – Тогда уж давай рискнем газом. – Думаешь? – Уверен. – Ладно. А может... Мать честная, придумал! – Алек щелкнул пальцами. – Давай повесимся! Предложение почти обрадовало. Теперь Дункан согласился бы на все, что не связано с отцовыми помоями. Крышку-сушилку вернули на место и оглядели стены с потолком в поисках крюков или чего-то, к чему можно привязать петлю. Наконец решили, что блок для бельевой веревки выдержит вес одного, а другой сможет повеситься на одежном крючке, прибитом с внутренней стороны кухонной двери. – Какая-нибудь веревка есть? – спросил Алек. – Вот что есть! – Осененный идеей, Дункан развязал пояс халата, вытянул его из штрипок и подергал, испытывая на прочность. – Думаю, меня выдержит. – Ну это для тебя. А как со мной? Другого такого, наверное, нет? – У меня полно всяких ремней. И куча галстуков. – Во, галстук сгодится. – Принести? Тебе какой? Алек нахмурился. – Наверное, черный. Нет! Давай тот, в сине-золотую полоску. Он похож на университетский. – Да какая разница? – Может, будут фотографировать. Тот галстук эффектней. – Ладно, – неохотно согласился Дункан. Вообще-то, именно этот галстук был ему дорог почти так же, как авторучка, и славную вещицу не хотелось никому давать. Почему непременно этот галстук, когда сгодился бы и простой? Бог с ним, сейчас спорить не будем. Через гостиную и прихожую Дункан тихо прошел в спальню и взял галстук. Отец по-прежнему храпел; на обратном пути Дункан секунду постоял в темноте, сдерживая желание дать отцу пинка и заорать, завопить ему в лицо: «Старый дурак, будь ты проклят! Я собираюсь убить себя! Вот сейчас войду в кухню – и ау! Ну же, проснись!» Отец храпел. Дункан тихо вернулся к Алеку. – Теперь папаша изображает чертов «харрикейн», [64] – сказал он, прикрывая кухонную дверь. Алек не ответил. Пояс от халата валялся на полу. Вполоборота стоя у раковины, Алек что-то держал в руках. |