Онлайн книга «Девственницы Вивальди»
|
Воспользовавшись спасительным полумраком, Марьетта приподняла маску и осмотрелась. Судя по всему, она заблудилась. — «Tèrra dei assassini», [20] — прочитала Марьетта вслух. — Ради всего святого, — взмолилась я, — куда ты нас завела? Она же потащила меня дальше — в проулок, который неожиданно вывел нас к каналу. Табличка рядом гласила: «RIO DI SAN LUCА». [21] Мы прижались спинами к стене из песчаника, наблюдая, как мимо проплыла переполненная гондола, а за ней — еще четыре. Сидящие в них нарядные люди в масках веселились вовсю. — Ну разумеется! — воскликнула Марьетта. — Они как раз направляются в театр. — Еще неизвестно, в какой театр! К тому же мы не сможем туда попасть вслед за ними — разве что вплавь! Спроси же дорогу, Марьетта! Как можно быть такой упрямой? — Ладно, расе! — Она снова утянула меня в темный уголок. — Только надо смотреть, кого спрашивать. Тут любой может оказаться шпионом. Спорить не приходилось: агенты Великого Инквизитора в те дни славились способностью к перевоплощению, каковой не утратили и ныне. — Что скажешь про этого? — шепнула я, указывая на спешащего мимо фокусника. Тот, по крайней мере, был слишком молод для шпиона — вдобавок он изо всех сил куда-то торопился, глядя под ноги и стараясь не перейти на бег. Я рассудила, что шпион в любом случае шагал бы помедленнее и оглядывался по сторонам. К тому же фокусник — если он, конечно, настоящий — непременно знает, где находится театр. Марьетта откашлялась и окликнула его голосом гораздо ниже, чем у нее: — Доброго вечера тебе, дружище! Фокусник, казалось, не поспевал за собственными ногами. — Чего надо? — пробасил он таким же неестественным голосом. Я не решилась раскрыть рот, но лишь ткнула подругу локтем в бок. Та по-девичьи пронзительно воскликнула: «Где театр…», но, опомнившись, закончила густым и еще более фальшивым тоном: «…Сант-Анжело?» Фокусник подошел вплотную, осмотрел нас с головы до ног и вдруг сдернул с Марьетты маску. Та успела закрыть лицо руками, но фигляр тут же рассмеялся и приоткрыл собственное лицо. — Ну, удачно мы тут сошлись! Перед нами стояла девушка, красивая, как картинка, — нежная кожа, розовые щечки. — Сюда! — прошептала она. — Уйдем от света. Забившись в тень, я тоже сняла маску, и тут уж мы захихикали все трое. — Чего надо? — несколько раз повторила Марьетта, старательно имитируя basso profondo. [22] — Нет, серьезно, — наконец успокоилась моя провожатая, — кто бы ты ни была и по какому бы делу ни спешила, можешь ли ты подсказать отсюда дорогу до Сант-Анжело? Мы, кажется, свернули не там, где надо… — Еще как могу: моя семья держит там ложу. И я как раз туда иду. — Может быть, ты доведешь нас? — попросила я. — С превеликим удовольствием — если вы дадите торжественную клятву никому не говорить, что видели меня. Мы сгрудились теснее. — Клянемся — giuriamo! — произнесли мыс Марьеттой в один голос. — Я сказала: торжественную клятву, — возразила девушка. Она была, пожалуй, всего годом старше Марьетты и даже красивее ее, хотя раньше я не думала, что такое возможно. — Чем же нам поклясться? — растерялась я. Крестиков мы не носили, поскольку любые украшения в Пьете были строго запрещены. Фокусница расстегнула куртку и освободила одну грудь, белую, округлую, с розовым сосочком, подставив ее лунному свету. — Делайте как я! Мы с Марьеттой переглянулись, а затем принялись расстегивать свои куртки. Фокусница прижала ладонь к Марьеттиной груди, та — к моей, а я — к груди новой знакомой. — Giuriamo! — хором повторили мы, а девушка добавила: — Если я кому-нибудь расскажу о сегодняшней встрече, пусть мои груди сморщатся и потемнеют, как чернослив! Мы снова переглянулись, вздохнули и поклялись вслед за фокусницей, а затем все вместе поспешно поправили одежду и натянули маски. — Не отставайте — тут недалеко! Фокусница проворно двинулась в направлении, противоположном избранному нами ранее. Неожиданно она бросила через плечо: — Я сегодня выхожу замуж! — Это он тебе так сказал, — язвительно заметила Марьетта. Обе они представляли собой странное зрелище — фокусник и еврей рассуждают ночью о свадьбе. Впрочем, до сих пор мне приходилось больше слышать об удивительных встречах, случающихся на карнавале, нежели быть им свидетельницей: сенаторы переодевались прачками, знатные дамы — султанами, а влюбленные прятались под общим шелковым плащом. Незнакомка, услышав насмешку в словах Марьетты, резко остановилась: — Он бы никогда мне не солгал! — Разве не разумнее было бы, — рискнула вмешаться я, поравнявшись с ними и переведя дух, — выйти замуж по родительскому благословению? — Мой отец хочет выдать меня за своего делового компаньона — за старика! Лучше утопиться, чем подарить ему свою девственность! — А тот, другой? — поинтересовалась Марьетта. — С первого взгляда, которым мы обменялись в доме моего отца, мы поняли, что самой судьбой нам предназначено любить друг друга. — Мужчины наговорят — только слушай. Девушка опять остановилась, чтоб подождать Марьетту. — Ты так молода, а уже так обозлена. Ты хоть во что-нибудь веришь? — Верю в клятву, которую только что дала, — не останавливаясь, бросила ей Марьетта. — А еще в то, что мужчины — даже добрые, набожные мужчины, у которых и глаза, и губы как у ангелов, — солгут в угоду своим чреслам. Мы так запыхались, что были вынуждены сделать передышку в тени под мостом. Марьетта приподняла маску: — Выходи замуж за отцовского напарника, а того юношу потом сделаешь своим любовным компаньоном — чичисбеем. А его имя можно вписать в брачный контракт, саrа! Поныне не устаю удивляться, сколько у Марьетты познаний о мире. Ну откуда могла дочь подобной матери прослышать об этом в высшей степени утонченном аристократическом обычае заводить чичисбея — официального любовника жены и сердечного друга, одобренного мужниной родней? Марьеттины ушки умели улавливать не только музыку, и родись она мальчиком в благородном семействе — непременно стала бы сенатором или судьей. |