
Онлайн книга «Жестокие звезды»
Сначала друг не верил. Ему казалось, что мне просто приснился плохой сон, но я сумел доказать ему, что действительно в состоянии ощущать правду. Я угадал то, что нам скажет прохожий, если мы спросим у него, как пройти на улицу Гагарина. Угадал не общий смысл, а предсказал в точности до последнего слова весь предстоящий диалог. И тогда Пашка поверил. Он хлопнул меня по плечу и сказал: – Теперь нас двое. Мы оба другие. И нас никогда не поймут. Готовься. Теперь все будет для тебя иначе. – Только молчи обо всем, хорошо? – попросил я. – Помнишь наш уговор? Про великую тайну? Я кивнул и посмотрел вдаль, насколько это позволяла узкая улица. Мимо проскользила авиетка, обдав нас теплой волной. – Пусть твоя тайна станет второй великой, – продолжил Пашка. Я улыбнулся. Тайны все множатся, вопросы тоже. Но все тайное когда-то становится явным – так, кажется, говорит старая пословица. Нас обязательно раскроют. – Хорошо, Паша. По рукам! Мы торжественно пожали друг другу руки. Мальчик, умеющий летать, и мальчик, что научился видеть правду. А что будет дальше? Когда проявят себя те, кто следит за нами? Но что бы ни было, одно я знал точно – дружба никуда не денется. А это было для меня главным. Главнее Наташи. 23.03.2215 – Зачем ты делаешь это, Сергей? – Мама хмурила брови, держа перед собой на вытянутой руке тельце насекомого. Я встал с дивана. Что я мог ответить? Что живодерство доставляет мне удовольствие? Нет, это было неправдой. Я любил животных, я только лжи теперь не мог выносить… – Зачем ты отрываешь бабочкам крылья? – повторила мама. На этот раз я решил ответить: – Они червяки, мама. На самом деле они попросту гусеницы, мерзкие твари. В них нет красоты, они не должны летать. Мама глубоко вздохнула. – Почему с тобой всегда так сложно, Сережа? – Она присела и положила дохлое насекомое на край стола. – Нельзя же так! Что тебе сделали бабочки? Кто дал тебе право судить их? Я опять смешался. – Не знаю. Мне просто казалось… Хорошо, я больше не буду так делать. Мама кивнула. – Будем считать, что ты принес свои извинения. Кушать будешь? – Ага. – Мне все еще было неловко. – А что у нас на обед? – Картошка с курой. И еще там суп, по-моему, оставался. – Понятно, – я отвернулся к окну. – Через минуту приду, можешь пока положить картошки… Мама встала и подошла ко мне. – Тебя что-то беспокоит, сынок? – Да, – слегка помедлив, ответил я. – Ты знаешь, что Пашка улетает сегодня? – Неужели сегодня? Я повернулся к маме и увидел на ее лице плохо скрываемую печаль. – Ты тоже хочешь улететь, да? – продолжала она. – Тебя ведь с самого детства тянет в космос. – Мне скоро семнадцать, мама, – я с трудом выплевывал лживые слова. – Ты же знаешь, что я еще мал для этого… – Сережа, на тебе лица нет. – Мама смотрела на меня озабоченно. – Не обманывай меня. Я же знаю, что ты хочешь лететь. – Ты права, – сказал я, и, как только произнес это, мне стало легче. – Я очень хочу в космос. Я мог бы взять тебя с собой. Конечно, жить вместе нам не разрешат – правила Академии, но ты могла бы обосноваться рядом… – На следующий год, – было заметно, что мама все для себя решила, – когда тебе исполнится восемнадцать, я отпущу тебя. Полетишь на Марс или сразу на Край. Школу ты уже окончил, образование завершишь заочно. Мне все равно не разрешат лететь – здоровье уже не то. А пока побудешь со мной. Одной мне будет сложно со всем здесь управляться… Я слушал и понимал, что никуда она меня не отпустит. Она уже потеряла отца на Фронтире, теперь она просто боится, что я тоже погибну. «Космос жесток, человек не приспособлен для жизни там, и каждый день за пределами уютной Земли – это борьба, схватка человека и древней страшной стихии» – так говорил наш учитель по космологии. Он, конечно же, был прав. – Хорошо, мама, – сказал я, чтобы успокоить ее. – Пойдем обедать… Она кивнула и вышла из комнаты. Я последовал за ней. А после трапезы поспешил к Пашке, чтобы помочь ему со сборами и проводить до космодрома. Пашка встретил меня приветливо, но я чувствовал, что ему стыдно передо мной. Еще бы – он улетал в космос, к самым дальним его рубежам, улетал, чтобы работать и учиться, ну и, конечно, чтобы прославиться, а я оставался на Земле, оставался практически в полном одиночестве. Рожденный ползать летать не может… Мне невольно вспомнились расчлененные бабочки. Наверное, я отрывал им крылья не потому, что искал пресловутую правду, похоже, я попросту им завидовал. – Ну что ж, – Пашка в очередной раз оглядел собранные в дорогу вещи. – У нас есть минут десять. Примерно. Посидим-ка на дорогу, Ведь в далекие края Мне лететь по воле бога. Как там жить – не знаю я… Последнее время мой друг частенько читал вслух импровизированные стихи. Не всегда они были в тему, не всегда хороши, но затыкать его ни я, ни Наташа не решались. Мы сидели и молчали примерно минуту. Затем поднялись и направились к двери. Я взял чемодан, Пашка нацепил на плечи рюкзак. – Вот и все, Сережка, – сказал он, и глаза его странно расширились. – Ухожу… Жалко. Жалко, что ты не сможешь посмотреть, что там. Что меня ждет. Все будет в порядке. Надеюсь. – И я надеюсь, – мне нелегко было придавать своему голосу бодрый тон. – Устроишься на работу, получишь место заочника в Академии – все будет хорошо! А потом как-нибудь вспомнишь о старых друзьях и заскочишь к нам… – Да, – Пашка представлял себе расписываемые мною картины, только что-то его все же смущало. – Лучше ты прилетай! На Фронтир. Мы будем там лучшей командой. Мы же одни такие одаренные! Мы командой лучшей станем, На пути у нас не стой! Все сокровища достанем, Привезем их все домой! Серьезно, Сережка! Бросай все. Прилетай тоже! – Мама обещала на следующий год, – грустно сказал я. – Ну, пускай даже я прилечу, ты все равно будешь скучать по Наташе… Пашка словно уменьшился в росте на несколько сантиметров, как будто его придавило тяжестью самой судьбы. – Я обязательно вернусь. Вернусь за Натой! – воскликнул он. – Клянусь! Ты за ней присматривай. Пока что. Договорились? Я кивнул. Да и что мне оставалось? Не скажешь ведь лучшему другу, что по уши влюблен в его девушку. Как же мне беречь-то ее, елки-палки? От кого, кроме себя, ее охранять?.. |