Онлайн книга «Последний рубеж»
|
Харднетт, который энергично стряхивал с лица струпья засохшей пены, умудрился поймать медальон на лету и, спрятав его в складках балахона, невозмутимо заметил: – Поверь, солдат, не хватало. Солдат какое-то время молча разглядывал его лицо, которое так разительно отличалась от физиономий тиберрийцев. Привыкал. Ну а потом спросил поскучневшим голосом: – По мою душу заявились? – И по твою тоже, – не стал скрывать Харднетт. – Поня-я-ятно, – протянул Влад и, набрав полную грудь воздуха, погнал на одном дыхании: – Значит, господин полковник, было так. Вечером второго дня рейда проснулся на смену, гляжу – стоим. Огляделся – Воленхейма нет. Вылез посмотреть – тягач куда-то делся. И груз, естественно, вместе с ним. Вот такая вот беда – ни старшего конвоя, ни тягача, ни груза. Хотел доложить, но крутом сплошная Долина Молчания – фиг доложишь. Подумал-подумал, ну и двинул на поиск пропажи. А что мне, господин полковник, было делать? Харднетт, с лица которого не сходило скептическое выражение, спросил: – Ну и как – нашел? – Пока нет, – переведя дух, соврал Влад. – Зато Охотником заделался. Да, Кугуар? – Уже в курсе? – Знаю, что есть такие. И не слепой. Вижу, как молнии резво мечешь. И браслетик вон… Кстати, как ты из винтовки Зверя вскрыл? У тебя что – пули по спецзаказу? Из раймондия? – Из раймондия. – Из ворованного? Влад промолчал. Харднетт подождал, потом спросил с издевательской интонацией: – Чего молчим? Откуда такая скромность? Язык проглотил? Влад отвел взгляд – стало тошно. А Харднетт наседал: – Хочешь, я расскажу, как на самом деле у вас там все вышло на Колее? – Нет, не хочу. – Все равно расскажу. Слушай. Так было. Шкандыбали вы, шкандыбали, никуда не торопясь, согласно маршрутному предписанию, как вдруг… – Знаете что, господин полковник… – Что? – Вам не кажется, что сейчас не время и не место проводить допрос? Харднетт облизал сухие пухлые губы и мотнул головой: – Нет, Кугуар, не кажется. Истина – такая штука, для выяснения которой любое место и любое время подходяще. – Истина?! – начал заводиться Влад. – Кому здесь и сейчас нужна эта ваша истина? – Мне. – А мне так на хрен не нужна! – Ну-ну. – Харднетт посмотрел туда, куда так напряженно вглядывался Влад. В той стороне прижавшиеся к скалам Звери перестраивали ряды. Понаблюдав какое-то время за этим небывалым действом, полковник спросил: – Скажи, солдат, это ты Воленхейма завалил? Спросил в лоб и заглянул в лицо, чтобы пронаблюдать за реакцией. Но Влад – кремень. Ни-ни. Недрогнувшей рукой поправил шляпу и сам поинтересовался: – А вам, полковник, знакома такая вещь, как Вторая поправка? – Ну как же, как же! Конечно. Уголовно-процессуальные па для нас – святое. – Так вот, полковник, я не собираюсь топить себя своими собственными руками и против себя показаний давать не буду. Зарубите на носу. – Ладно, солдат, не горячись, я знаю, что ты ни при чем, – примирительным тоном сказал Харднетт, а потом заговорщицки подмигнул: – Его муллваты кокнули. Как обухом по голове. Делано хохотнув, Влад покачал головой, дескать, бред какой-то. И, стараясь, чтобы голос звучал натуральнее, сыронизировал: – Ага, это они кокнули Курта. Потом зажарили и схавали. Как аборигены Кука. А косточки закопали. – Он перестал улыбаться и еще раз соврал: – Говорю же, он сам куда-то делся вместе с грузом. Номер не прошел, Харднетт по-прежнему ему не верил: – Туземцев защищаешь? Добрый? Или в доле? Владу все это порядком надоело. Невольно сорвавшись на «ты», он перешел в наступление: – Слушай, полковник, хватит прессовать. Ага? Мы сейчас не у тебя в застенках, а на огневой позиции, где за старшего, между прочим, я. Вот Зверя сковырнем, тогда и будем – разбираться: кто, кого, как и за что. А пока заткни фонтан. Хочешь – помогай, не хочешь – вали отсюда. Харднетт изобразил на лице обиду и сказал с осуждением: – Чего так грубо? А еще филолог. – Я не филолог. Потому и знаю главные слова. – Это какие же слова у нас главные? – Те, которые придумали воины. Эти вот главные. Остальные – мусор. Шелуха словесная. Белый шум и детский лепет. Харднетт панибратски похлопал Влада по плечу: – Крутой? – Крутой не крутой, а в бубен заехать – запросто, – предупредил Влад и с не меньшей развязностью похлопал по плечу Харднетта. – Ну-ну. Не боишься, значит? – Кого? – Меня. Влад хмыкнул: – Я только себя боюсь. Ну и еще немного высоты. Поэтому ты не дергай меня, начальник. Я и без того дерганый. К тому же – Зверем покусанный. Осерчаю – сразу в бубен. По лицу Харднетта пробежала тень: – Зверем, говоришь, покусанный? – Зверем-Зверем, – подтвердил Влад, недоумевая, куда это вдруг исчезла игривость полковника. Если до этого по его лицу гуляло чудное выражение, странным образом сочетавшее в себе иронию, язвительность и высокомерие, то теперь, когда речь зашла о встрече со Зверем, вид полковника переменился он сделался серьезным и внимательным. – Как дело было? – поинтересовался особист. Влад рассказал. В общих чертах. Полковник какое-то время молчал, что-то обдумывая, потом заявил: – Ладно, солдат, ты, пожалуй, прав. О чэпэ на Колее позже побеседуем. Влад хотел сказать на это что-нибудь увесистое, но тут стрелки взволнованно загалдели. Короткая передышка закончилась. Зверь пошел на второй заход. На этот раз впереди следовала точная копия погибшей в неравной схватке с невидимым врагом конная гвардия федерального правительства Схомии. И следовала она во всем своем блеске: стеклянные аксельбанты, серебряные шпоры, стальные кирасы и покрытые лаком ложа арбалетов. – Готовность – три! – дал Влад команду стрелкам и, повернувшись к Харднетту, предупредил: – Все, на жалость больше давить не будут. Теперь стрелять будут. Полковник уточнил: – Умеют? – Умеют. Полагаю, обезьянничают. – Ну что ж, посмотрим, кто кого. – Полковник, аккуратно раскладывая вокруг себя запасные стрелы, не сводил глаз с приближающегося врага. А по ходу дела еще и прокомментировал: – Нет такой пустыни, где бы птица не могла пролететь над головой, где бы кролик не мог выскочить из своей норки. А мне кажется, что и птицы, и рыбы, и кролики – все они стали шпионами кардинала. Так лучше продолжать начатое нами предприятие, отречься от которого мы, впрочем, уже и не можем, не покрыв себя позором. |