
Онлайн книга «Сироты. Удел сироты»
Пигалица поймала мой локоть пальцами в перчатке и прошептала: – Смотри! Игрушечный планер дугой пролетел в холодном, сухом воздухе, потом на мгновение замер на месте и аккуратно приземлился. Уди, находившийся метрах в трех от него глупо захихикал. Хихикая он побежал прямо к нам, размахивая маленьким голубым клином, точно флагом. – Упал! Снова упал! Пигалица побледнела, не смотря на свои cafe au lait. Она обняла себя за плечи, спасаясь от вашингтонского холода. – Что-то не так? Может, она боялась, что сын ее станет пилотом? И умрет также как его отец? – Они все считают моего малыша уродом, – покачала она головой. – Что-то со скоростью реакции. Но больше они не могут найти никаких отличий. Уди уселся на траве, скрестив ноги, руками он водил по воздуху планер, изображая полет, при этом ревел словно маленький двигатель – слюни летели во все стороны. – Он всего лишь ребенок, Пигалица… Симпатичный, сильный, здоровый ребенок. – А может всему виной гамма лучи, – нахмурилась она. – Низкая гравитация. Кто знает, что делает его другим? Я закатил глаза. – Я что-то не вижу у него третьего глаза. Она повернулась ко мне, уронив руки. – Дело не в этом. Я все равно буду любить его, каким бы уродом он не оказался. Это – они. – Кто они? – Доктора. Любознательные ученые. Интеллектуальные твари. Они считают, что зачатие и рождение вне Земли автоматически превращает человека в лабораторную крысу. А я думаю о нем, как о моем сыне. – Ты преувеличиваешь. – Я? Оглянись вокруг. Я не должен был этого делать. В двадцати ярдах, изображая туристов, прогуливалась компания из мужчин и женщин в полевой форме ВП [54] . – Ты знаменитость. Точно так же как Уди. Есть множество психов, которые до сих пор сходят с ума от того, что отец Уди уничтожил единственный встреченный нами иной разум. Она засунула руки в карманы куртки и прошипела: – Это точно. Я улыбнулся. – Ваша безопасность и ваше радостное настроение – единственные причины, по которым я радуюсь тому. Что ты осталась на службе. Мне нужен пример кого-то, кто более параноидален, чем я. Нагнувшись, она стала стирать травинки с носка своего ботинка. Наконец она выпрямилась и посмотрела на меня. – Я все думала, как тебе сказать. Завтра, я ухожу. – Уходишь? – Уезжаю из Вашингтона, ухожу из армии. С тем же успехом она могла дать мне пощечину. – Но… Она оглянулась в сторону военных полицейских. – Джейсон, даже если бы я доверяла правительству, зачем мне оставаться в армии? – Но теперь я останусь один. – Я буду неподалеку. Я тут присмотрела одно местечко. В Колорадо. – Ты не вернешься назад, в Египет? – Это не мой дом. Каира как такового больше нет. Моя семья погибла. С другой стороны в Америке самое свободное общество на планете. – Ты думаешь? – я ткнул пальцем в сторону военных полицейских. – В Америке тайная полиция это что-то вроде шутки. На Среднем востоке она реально существует. Реальная демократия внове для Египта. В США я смогу купить свои сорок акров земли и спокойно растить сына. Естественно, обзаведясь парой хороших ружей, – я-то видел, как Пигалица стреляет. Любой потенциальный похититель Уди будет порезан на тонкие ремни. – Если завтра я подам в отставку, то я стану получать свою пенсию и пенсию Мецгера. Так что ты думаешь обо всем этом, Джейсон? Уди вытянул к ней руки, и она не останавливаясь подхватила его. Отвернувшись, я посмотрел на Капитолий и дальше на Эспланаду. Мне ничего не оставалось, как пожать плечами. – Не знаю. А потом я рассказал ей о Гродте, о книге. Она нахмурилась. – Как думаешь, стоит ли мне подписаться под такой книгой? Она пожала плечами, в то время как Уди играл ее волосами. – Если ты хочешь что-то изменить в этом мире, то, пожалуй, да. Думаю, так. Но это не жизнь. Рано или поздно все эти поездки закончатся… Вообще, все это не для тебя. Мы подошли к арендованной машине, и я открыл и придержал дверцу, так чтобы Пигалица могла усадить Уди и удержать его, пока садиться сама. Я отвернулся. – Джейсон? Ты заедешь к нам на обед? Закат уже разгорался по ту сторону Вашингтонского монумента. Я покачал головой. – Мне надо все обдумать. Она высунулась из машины и коснулась моего рукава. – Не распускайся. Я прикрыл дверцу машины. На прощание Уди попытался отдать мне честь. Я отвернулся, и машина урча покатила по улице, чтобы влиться в редкий городской поток автомобилей. За ним неспешно последовал «Форд» арендованный правительством. Сунув руки в карманы, я вернулся назад на Эспланаду, к Вашингтонскому монументу. Налетел ветер с Потомака [55] , и мне пришлось склонить голову, сопротивляясь порывам ветра. Я подумал, что в этот день слишком рано похолодало. Мне казалось, что сейчас стало холодно, как на Юпитере. Я был сиротой. Моя приемная семья – армия, вновь стала такой же нелепой, как перед войной. Женщина, которую я любил, похоронили в трехстах миллионах километров от Земли. А теперь я оказался лицом к лицу со следующим кризисом. И не важно, чтобы я не стал делать, но я потерял женщину, которая была мне как сестра. Я брел между бурых лужаек Вашингтона и раздумывал над тем, чем мне придется заниматься остаток жизни. Через четверть часа я достиг изгороди Белого Дома и остановился, глядя через решетку на южные лужайки. Белый дом, словно призрак, маячил в полумраке ночи. Внешние потоки света порождали неверные, расточительные тени, и казалось, что весь мир скорбит о тяготах военного времени. Только внуки Уди Мецгера смогут расплатиться за дефицит бюджета, порожденный войной со слизнями. Но существовал ли выбор у человечества? Многие люди думали именно так. Маргарет Айрон, первая афроамериканка, не говоря уже о том, что она была женщиной, вошла в Белый Дом как президент. Она не смогла согласиться с этими людьми. Пока я воевал вдали от Земли, выигрывал войну, несмотря на собственную некомпетентность, Айронс попросили. Я так никогда и не смог проголосовать за нее. |