Книга Любовь по соседству, страница 32 – Морин Чайлд

— Не попробуешь — не узнаешь.

Гриффин покачал головой:

— Николь с Конором заслуживают только лучшего. Что, если из меня получится никудышный муж и отец? Стоит ли подвергать их такому риску?

— Гриффин, стоит тебе только достаточно сильно захотеть — и у тебя все замечательно получается. Раз уж они заслуживают лучшего, тебе придется им это предоставить.

Чувствуя, как к нему возвращается привычная уверенность, Гриффин кивнул. Он и так слишком долго ждал и излишне много сомневался. Теперь же он знает, что делать. Они действительно заслужили только лучшего, а значит, они это получат.

— И как? — спросил Гаррет. — Ты сегодня ужинаешь во дворце?

— К черту ужин, — усмехнулся Гриффин. — Я возвращаюсь домой. К Николь.

Николь так сильно не хватало Гриффина, что она буквально чувствовала физическую боль.

Шли дни, но ничего не менялось. А если и менялось, то только к худшему. Порой боль настолько ее поглощала, что она едва могла дышать. Но собственная боль была еще терпима. А вот Конор… Каждый день он спрашивал про Гриффина, и ей приходилось раз за разом объяснять, что тот уехал.

Посреди ночи по телевизору не показывали ничего увлекательного, но лучше уж следить за тоскливым сюжетом, чем без сна ворочаться в кровати. А потом началась реклама, где говорилось, что всего за пять долларов в час отличный психолог поможет разобраться вам в собственной жизни.

Щедрое предложение, жаль только, что ей оно не поможет. Ведь ей не нужно ни в чем разбираться, ей нужно просто вернуть то, что она потеряла.

На улице было совсем тихо, а в доме лишь негромко бормотал телевизор, так что неожиданный звонок в дверь заставил Николь подпрыгнуть и броситься к двери, по дороге схватив телефон — вдруг еще придется звонить 911? Хотя какой грабитель станет звонить?

Выглянув в окно, она увидела, что у нее на крыльце переминается с ноги на ногу Гриффин. Что он здесь забыл? И что ей теперь делать? Может, не стоит открывать дверь? Или открыть, дать ему пощечину, а потом снова захлопнуть?

Он позвонил снова, и Николь решилась. Ведь если он продолжит трезвонить, то Конор может проснуться.

— Гриффин, чего ты хочешь? — спросила она, открывая дверь.

— Тебя.

— Что?

Это невозможно, а значит, она все-таки уснула. Другого объяснения этому просто не может быть. Ведь за последние пару дней ей уже не раз снилось, как Гриффин прибегает к ней и молит о прощении, как будто Кинг вообще может хоть кого-то о чем-то молить, и признается в любви до гроба. Но все эти сны приводили к тому, что Николь просыпалась лишь еще более несчастной, чем засыпала.

Гриффин ухватился за дверь, чтобы она не смогла ее захлопнуть:

— Могу я войти?

«А вдруг это не сон?»

— Не стоит. — Если бы он только знал, как сложно ей было произнести эти простые слова, ведь больше всего на свете ей сейчас хотелось броситься ему на шею и проснуться от того бесконечного кошмара, в который за последние дни успела превратиться ее жизнь.

— Ладно, я все понимаю, ты все еще бесишься, и ты вполне имеешь на это право.

— Слабо сказано. Конор каждый день о тебе спрашивает, а я могу лишь отвечать, что тебе пришлось уйти.

— Я все понимаю и прошу прощения.

— Знаешь, а ведь я все слышала, когда ты на пляже разговаривал с Гарретом. Ты сказал, что тебе просто жаль Конора. Но он в твоей жалости не нуждается. Так же как и я.

— Что за бред? С чего мне жалеть Конора? Ведь у него есть ты, чего ему еще нужно?

От его слов у нее сразу же потеплело на душе, но это было еще далеко не все, что ей нужно было услышать.

— Прости, Николь, я так перед тобой виноват.

— Тебе не мне это нужно говорить. Во всяком случае, не только мне.

— Я знаю. — Теперь Гриффин снова смотрел ей в глаза. — Я пришел к тебе посреди ночи для того, чтобы, если ты велишь мне проваливать, Конор об этом ничего не узнал.

Николь вздрогнула.

— Только не прогоняй меня, — торопливо добавил Гриффин.

— А с чего бы мне это делать? — сухо уточнила она.

Нагнувшись, Гриффин поднял белую сумку, стоявшую у его ног. А ведь она ее сначала даже не заметила. Хотя это и неудивительно, ведь она буквально не могла оторвать от Гриффина глаз.

А потом он вытащил оттуда зеленую коробочку. Даже если это и сон, теперь ей совершенно не хотелось просыпаться.

— Звездный сапфир, — пояснил Гриффин, открывая коробочку. — Я выбрал его, потому что он так похож на твои глаза. Насыщенный яркий цвет и спрятанная в глубине тайна.

— Гриффин… — Покачав головой, Николь перевела взгляд с кольца на его лицо и замерла, не в силах даже вздохнуть. Об этом она даже и мечтать не смела. Обещания, любовь, будущее…

— И это еще не все, — добавил он, снова залезая в сумку, а потом вытаскивая пожарную каску. — Это для Конора. Ему так понравилось сидеть в пожарной машине, и я решил…

Николь выхватила у него каску и провела пальцами по блестящему пластику.

— Пожалуйста, впусти меня, — прошептал Гриффин.

А разве у нее был выбор? Даже если бы она все еще хотела цепляться за свою злость и ярость, этот ночной визит все равно растрогал бы ее сердце. А ведь ей совершенно не хотелось и дальше купаться в своем горе и страдании.

Коротко кивнув, она отступила, давая ему войти внутрь.

Комнату освещали лишь слабое мерцание телевизора и падавший в окно свет фонарей. Гриффин, все еще сжимая в одной руке коробочку с кольцом, второй погладил ее по щеке. Может, у них все-таки есть общее будущее?

Но сперва нужно убедиться, что он снова ее не оставит. Своим сердцем она, может быть, и отважилась бы рискнуть, но счастьем сына играть она не вправе.

— Я был не прав. Я не должен был уходить. У меня есть всего лишь одно оправдание. Я не собирался в тебя влюбляться. Ты застала меня врасплох.

— А ты — меня.

— Я даже никогда не думал, что смогу так полюбить. Никогда не думал, что однажды стану мужем или отцом…

Она инстинктивно попятилась, но Гриффин удержал ее на месте.

— Это было раньше. Теперь же все изменилось. Я люблю тебя, Николь. Тебя и Конора. Я хочу на тебе жениться и усыновить Конора. Я хочу стать вам мужем и отцом. И завести еще детей. Ведь Кинги просто обожают большие семьи.

— Еще детей…

— Целую ораву.

Впервые за эту ночь Николь расплакалась. Но Гриффин мгновенно вытер ее слезы и прижал Николь к груди.

— Клянусь, больше тебе никогда не придется из-за меня плакать.

Ей отчаянно хотелось этому верить, верить, что ее и Конора ждет счастье.