Книга Эмелис. Путь магии и сердца, страница 46 – Анна Гаврилова

— Но Кир…

— В том, что касается выпускного экзамена, тебе уже поставили «отлично». Я точно знаю, потому что слышал разговор госпожи Флессы и Жабы.

— Кир, это нечестно.

— Что именно?

— Всё! Ты не можешь запретить!

Боевик наклонился близко-близко, выдохнул:

— Единственное, чего я не могу, так это смотреть, как тебя атакуют, любимая.

— Значит, отвернись! — не выдержала я. — Или глаза закрой!

— Любимая, не смешно.

Да кто бы спорил!

— Любимый, я понимаю твою позицию, и я не согласна. И смею тебя заверить, что если понадобится, то обращусь с жалобой в Орден.

Вопрос об отмене каких-либо занятий решает, разумеется, ректор. В том, что Морвен не откажет Кирстену, я почему-то не сомневалась. Равно как и в том, что собственный протест будет отклонён. А раз так, то не остаётся ничего иного, как пойти на крайние меры — подать официальную жалобу.

И пусть Кир на короткой ноге с Лауном, по шапке всё равно получит. Потому что ограничивать другого мага в развитии не позволено никому. Это преступно!

Губы Кира дрогнули в улыбке. Печальной, как ни странно.

— Милая, ты не хуже меня знаешь, что пожаловаться не сможешь. — От этого полушёпота сердце похолодело, а Кирстен добил: — Ведь твой перевод с нашим Орденом не согласован, ты находишься на территории академии… не совсем законно.

Я вздрогнула всем телом и попыталась вырваться из объятий, но брюнет не пустил.

— Прости, — прошептал он. — Не хотел напоминать, но ты выбора не оставила. Любимая, я всё разрешаю, кроме драк. Ну не могу смотреть, как на тебя нападают. Не могу, и всё.

— Пусти! — рыкнула я.

Не пустил. Наоборот — обнял до того крепко, что рёбра, кажется, хрустнули.

— Мелкая, ну не злись. Я целых три недели, как последний подкаблучник, твоим прихотям потакаю…

— Каким ещё прихотям?!

— Ладно, не прихотям, а одной прихоти…

Ничего не поняла. Впрочем, желания выяснять всё равно нет. Какая разница, что он там говорит? Какая разница, откуда про незаконность перевода узнал? Всё глупости в сравнении с тем, что мне бои запретят. А ведь запретят же!

— Кирстен, пусти немедленно!

Боевик снова не внял. Вместо того чтобы разжать руки, к губам потянулся. За что и получил.

Пощёчина вышла глухой и не слишком болезненной, но снимать перчатку, чтобы залепить вторую, правильную, не стала — времени не было. Ошарашенный моим поступком, Кир слегка ослабил захват, и я таки вырвалась. Чтобы тут же отскочить на добрых три шага и прошипеть:

— Не смей ко мне прикасаться!

— Эмелис…

— Никогда! Слышишь?!

Я круто развернулась на каблуках и помчалась к крыльцу общежития. Благо, до него всего ничего оставалось.

— Эмелис! — прилетело в спину. — Эмелис, подожди!

Ни за что!

Кем он себя возомнил? Как посмел? Папе, который однажды побывал на тренировке, тоже не нравилось, что меня атакуют, но… он даже не заикнулся о запрете. Равно как и Рид! А этот…

— Мелкая, стой! — рыкнули за спиной.

Я послушалась. Взлетев на крыльцо, остановилась и развернулась, но только для того, чтобы добавить:

— Знать тебя не желаю!

Боевик поджал губы и стиснул кулаки. Кто из нас злился сильней? Трудный, очень трудный вопрос. Но ответ искать не стала — без разницы!

Порог общаги переступила с чётким осознанием: всё, конец нашей фикции. Если подойдёт ближе чем на пять шагов — глаза выцарапаю! И совесть моя даже не мяукнет! Даже не заикнётся о том, как много этот синеглазый тиран для меня сделал.

Ненавижу его! Всем сердцем, всей душой! И никогда, никогда-никогда не прощу!

Мою уверенность не смог бы подвинуть даже зачарованный таран. Я решила раз и навсегда. Всё. Точка. И если бы кто-то сказал, что уже вечером буду прижиматься к его груди, я бы рассмеялась в лицо. Причём трижды.

— Эмелис, я уверена — он одумается, — сообщила Милли доверительно. — Он же боевик! Он отлично знает, что такое азарт боя, и что адреналин…

— Перестань, — перебила я. Раз в сотый, наверное.

Подруга надула губы и уткнулась в чашку.

Её комната мало отличалась от моей, только окно на другую сторону. Ну и магическая горелка с водружённым на неё пузатым чайником на подоконнике — атрибут, которым лично я обзаводиться не собиралась. А вот Милли без чаепитий не могла и, кажется, каждую свободную минутку к чашке присасывалась. Пыталась приучить и меня, но я геройски сопротивлялась.

Впрочем, сегодня на чай согласилась и от украденных из столовой пирожков не отказалась. Просто на ужин не ходила, а живот это решение не оценил, разворчался.

С минуту полюбовавшись тем, как подруга дуется и запивает свою обиду чаем, я вернулась к изучению свежего номера «Дурборского вестника»…

Лавок и газетных ларьков близ академии, разумеется, не было, зато имелась возможность заказать практически любой товар у столичных торговцев. Предприимчивые дурборцы догадались напечатать буклеты с картинками, по которым можно выбирать, и раз в неделю принимали заказы, через Тэссиана.

Помощник ректора переправлял общий список почтовым порталом, а спустя ещё неделю все желающие шли встречать грузового дракона и оплачивать покупки.

Я этой услугой никогда не пользовалась, потому как ни надобности, ни желания не возникало. Сокурсницы, наоборот, заказывали часто и помногу. Милли в том числе — подруга предпочитала шоколад.

А ещё на том же драконе привозили почту — письма от родных и «подписку».

Я подписаться на дурборские газеты и журналы не могла — в заявке обязательно нужно имя рода указывать. Да и незачем было — смысл вникать во внутренние дела королевства, если весной я его пределы покину? А о внешнеполитических делах… ну что они могут сообщить? Свою версию событий? Нужна она мне, как прошлогодний снег.

Зато Милли прессу уважала — целых три газеты и четыре журнала выписывала.

Грузовой дракон прилетел сегодня утром, из-за чего половина студиозусов опоздала на первую пару. Милли, равно как и другие, получила не только свежие газеты, но и прессу недельной давности. Правда, здесь, вдали от цивилизации, несвежие новости несвежими не казались, тут любые принимались на ура.

После столкновения с Кейном я не могла не поинтересоваться: а что там, в «Дурборском вестнике», вот и пришла в гости…

Статья, посвящённая делу Даяны, Лим и Карас, оказалась очень маленькой. Газетчик писал сухо, как какой-нибудь клерк. Никаких подробностей о нападении, никаких подробностей о самих девчонках, никаких рассуждений о нравах магов и опасности, кою они несут, — излюбленная тема у большинства репортёров, кстати.