Онлайн книга «Два талисмана»
— Откуда знаешь, что их было двое? — Я на крыше сидел! И Мирвик, стараясь увести разговор в сторону, в ярких красках поведал, как уходил от погони по ночному городу. — Вот ближе подойдем — покажу, где я штакетину выдрал, которой стражнику дал по зубам… ну, если хозяева на место не приколотили! — Знаешь этих людей? — жестко спросил Ларш. — Да я их и не разглядел, сверху-то… — Они о чем-то говорили? — Спрут еще раз тряхнул парня. — Говорили, да я толком не слыхал. Ларш выпустил Мирвика. — Ты Авиту знаешь? Художницу, которая декорации подновляет? — А то! — Это ее родственницу убили. Девушка к ней приехала — и угодила к погребальному костру. Мирвик озадаченно замолчал. Сказанное сильно меняло дело. Авита была вроде как своя, театральная… да и вообще славная молодая госпожа, всей труппе пришлась по сердцу. «Да что я этих дровосеков прикрываю? — подумал Мирвик. — Дружки они мне, что ли?..» — Ну, кое-что я расслышал. — Рассказывай! Мирвик нахмурился, старательно припоминая. — Как вышли они, один другому врезал, тот аж пополам сложился. А первый ему: ты, хамса глупая, на кой нам полено? Полено не скажет, где у ореха ядрышко. Так Вьямре и доложу: из тебя мышь, как из мельничного жернова певец. А второй продышался и огрызнулся: сам, мол, такой! Я, говорит, в мышах с малолетства шмыгаю, сроду за собой поленьев не оставлял! Лучше, говорит, скажи: на какую тропку ты меня выпустил? Скорлупка пустая, взять нечего, колыбельная твоя медяка не стоит… — Погоди, — перебил его Спрут. — Что это еще за бред? Мыши какие-то… поленья… Мирвик изумленно распахнул глаза. «Храни нас Безымянные, он же пропадет в „крабах“! Не знает того, что в Аршмире даже детям известно… Ну нет, не позволю, чтобы хорошего человека здешние чайки да вороны заклевали». И на ошарашенного Ларша высыпался град сведений. Оказалось, что на языке городской швали «мышь» означает вора, влезающего в дома. Его нельзя путать с «пасечником» — вором, срезающим кошельки-«соты». Украсть кошелек с деньгами — «снять соты с медом», утащить любую другую вещь — «сманить» ее, а продать добычу — «сосватать». «Поленом» называется покойник, «колыбельной» — сонное зелье, «скорлупой» — дом, «ядрышком» — добыча. — Но зачем вашему брату понадобилось выдумывать второй язык? — недоумевал Ларш. — Сначала, наверное, чтобы «крабы» не понимали, — прикинул Мирвик, который прежде не задавался подобными вопросами. — А теперь, когда стража не хуже нашего «щебет» знает… ну, наверное, по привычке. И чтоб друг другу показать: мол, свои… Ларш мысленно перевел диалог воров на нормальный человеческий язык. — Значит, они случайно убили старуху и ушли без добычи. Нашли к кому забраться! Женщина жила скромно, ценностей в доме не держала. — Нет, что-то было, — увлекся Мирвик. — Они что-то искали! Один спросил: «Ты хорошо скорлупу обшарил? Вещица-то мелкая». А второй: «Вот хоть сейчас даю шейку под змейку: пустая скорлупа!» — Что за змейка? — Удавка палача. — Понятно… Значит, искали что-то маленькое. Не нашли. И даже не взяли короб с украшениями. А ведь их можно было продать. Видно, хотели, чтобы их приход остался незамеченным. — А то! — согласился Мирвик. — Один на крыльце замешкался, второй его спрашивает: чего, мол, застрял? А тот отвечает: «Немого заговариваю. Пусть думают, что полено само срубилось». — Что-что? — Ну, «немой сторож» — замок. «Разговорить немого» — отпереть замок, «заговорить» — наоборот. — Понятно. Значит, хотели выдать смерть женщины за несчастный случай? Что ж, это им почти удалось. Еще о чем они… щебетали? — Да больше ни о чем. Пошли к калитке. Один с засовом завозился, открыть не мог. Другой его отпихнул, сразу отворил калитку. — Там засов с секретом, — кивнул Ларш. — Кто не знает — не откроет… Ладно, пошли, а то скоро стемнеет… Кстати, не знаешь ли, что за Вьямру они поминали? «Вот это я зря брякнул, — укорил себя Мирвик. — Это лучше бы пропустить». Но молчать было нельзя. Лгать — тем более: господин мог услышать это имя от кого-нибудь еще. — Вьямра, — неохотно сказал Мирвик, — одна мерзкая старуха. Говорят, что скупает краденое. Сам я ее не видел и больше ничего про нее не знаю… Нам, господин мой, сейчас налево и по лестнице вниз… * * * Художница Авита была среди тех, кто после спектакля помогал актерам быстро снять грим и привести себя в порядок. С мокрым полотенцем она хлопотала вокруг «злодейки» Уршиты, а потом закрепила заколками пряди ее седых, но густых и длинных волос, выбившихся из прически. Но когда началась суета и посыпались поздравления, Авита выскользнула в коридор. Что ей было делать среди общего веселья? Она не актриса, она лишь нанята на время — подновить декорации… Барабулька, как и было условлено, ждала хозяйку у заднего крыльца. Оба направились к лестнице — и всю дорогу служанка тараторила о своих впечатлениях от спектакля. Начала робко, чтобы не рассердить госпожу, не получила сердитого замечания — и зачирикала от души. Авита краем уха слушала о том, кто из королевских сыновей, тягавшихся за трон, настоящий красавчик, а кто — просто приятный. В душе ее оседало радостное возбуждение от спектакля — оседало горечью, оседало завистью. Эта труппа… многие в ней друг другу готовы горло перегрызть. Но вместе они творят чудо. Дружно творят, как один человек. А она, Авита? Она раскрасит им декорации — и уйдет. И опять будет одна. Кому она нужна?.. В гостинице госпожа и служанка наскоро поужинали у себя в комнате. Авита распорядилась, чтобы Барабулька стелила ей постель, но сначала сходила бы к колодцу, а то кувшин на столе опустел. Барабулька весело убежала — но вскоре примчалась назад, не наполнив кувшина. Лицо раскраснелось, глаза распахнуты, губы дрожат. — Там… во дворе… у хозяйки про тебя спрашивает… Вепрь, настоящий Вепрь, у него на камзоле знак Клана! Авита поспешно подошла к окну. Уже почти стемнело, но распахнутая дверь бросала полосу света на стоявшего у порога мужчину, который разговаривал с хозяйкой «Жареной куропатки». Первое чувство — ужас, хлынувший из воспоминания. Мужская рука крепко вцепилась в ее плечо. Резкий голос: «Отдай мой кошелек, сука!» Он нашел ее… он пришел… бежать, скорее бежать… Но тут же огромное облегчение и радость: Авита вспомнила рассказ стражника Ларша о том, что Вепрь раскаивается в своей ошибке и хочет помочь художнице найти заказчиков. Авита сдержала нервный смешок и строго сказала Барабульке: |