Онлайн книга «Звездный билет»
|
Секретарша говорит, что я могу войти. Открываю дверь и вижу, что шеф сидит на краешке стола. Он редко сидит в кресле, только когда что-нибудь пишет. А когда разговаривает, он сидит на краешке стола, или на подоконнике, или уж в крайнем случае на ручке кресла. В общем-то он чудаковат, как почти все руководящие деятели нашего института. Пожалуй, один только Дубль-ве не чудак, но на общем фоне подтянутость и корректность кажутся чудачеством. – Садитесь, Витя. – Шеф показывает на кресло. Я сажусь и замечаю на подоконнике своего друга Борю. Шеф смотрит на меня, потом на него. – Будем продолжать, Боря, или?.. – спрашивает он. – Если позволите, я к вам зайду в конце дня. Борис идет к выходу, даже не взглянув на меня. У меня мелькает мысль, что где-нибудь в другом месте я бы сейчас его не узнал. – Ну, Витя? – И шеф вдруг садится в кресло. – Андрей Иванович, я решил к вам зайти: – Это очень мило с вашей стороны. – Чтобы поблагодарить за обезьян. – Пожалуйста, – говорит шеф и молчит. И я молчу, как дурак. Шеф усмехается. Он иногда так усмехается, что хочется ему заехать по физиономии. Я говорю твердо и даже вызывающе: – И еще я хотел узнать, включен ли мой доклад в повестку сессии. Я посмотрел на себя в зеркало и спокойно ожесточился. Зеркало мне всегда помогает, когда я растерян, потому что у меня жесткое и грубоватое лицо. Шеф роется в каких-то бумагах и наконец говорит: – Да, ваш доклад включен. Выступаете в первый день, после Буркалло и перед Табидзе. – Благодарю вас. Я встаю и иду к выходу. Не хочешь говорить, ну и не надо. – Виктор! Оборачиваюсь. Шеф сидит на краешке стола. – Хотите попробовать французскую сигарету? Он позавчера вернулся из Парижа, куда летал на сессию ЮНЕСКО. Я подхожу к столу. От французской сигареты я не откажусь. Кто откажется от французской сигареты! На бачке нарисован петух и написано «Голуаз бле». Страшно крепкие сигареты. – Ну как там, в Париже? – спрашиваю, как спросил бы Борьку. – Да в общем все то же. Развлекаются. Некоторое время мы молчим. Надо же почувствовать французскую сигарету. – Послушайте, Витя, – наконец говорит шеф, – у вас полная уверенность? Я смотрю на себя в зеркало. – Полная уверенность. Иначе бы я… – Я к вам не зайду и не буду ничего смотреть. Вы это, надеюсь, понимаете? – Конечно. – Да ведь вы и не хотите, чтобы я смотрел, правда? – Не хочу, Андрей Иванович. Шеф усмехается. – Как это все мне знакомо. У меня тоже когда-то наступил момент, когда я стал избегать покойного Кранца. Он начинает ходить по комнате. Портрет Кранца висит над его столом. Я смотрю на портрет. – Но вы ведь все-таки остались друзьями с Кранцем, не так ли? Опять я делаю ошибку, как и в прошлый разговор с ним. Шеф терпеть не может ничего сладенького. Его прямо всего передергивает. – Вот, что, Виктор Денисов, – резко говорит он. – Вы решили стать настоящим ученым? Как ваш руководитель и как коммунист, я приветствую ваш порыв. Ваш доклад поставлен на первый день сессии. Насколько я понимаю, вы будете говорить об очень важной проблеме. Я приветствую вашу смелость и самостоятельность. Но я вас предупреждаю: ученый совет будет слушать во все уши и смотреть во все глаза, и если ваша работа окажется ловким трюком, эффектной вспышкой (а так, к сожалению, бывает нередко; в молодости очень хочется сокрушить пару статуй), тогда мы вас не пощадим. Добросовестных компиляторов еще можно терпеть, но демагогии нет места в науке. Вам все понятно? Идите работать. Кивнув, я пошел к выходу. – Хотите еще сигарету? – крикнул шеф вдогонку. Хотел бы я посмотреть на того, кто откажется от сигареты «Голуаз бле». В коридоре меня встречает Борис. – Весь наш отдел будет выступать против тебя, – говорит он, – потому что твоя работа – это дешевый трюк. – Ага, понятно. – Ты извини, старик, но я тоже буду выступать против тебя. – А как же иначе? – говорю я, а сам в полном смятении. – «Борька, черт побери! Борька, Борька, неужели он все забыл?» – Ты думаешь, что я боюсь за свою диссертацию, но это не так. Я – за научную честность. – А я только за нее. – Сомневаюсь! – А ты знаешь содержание моей работы? – В общих чертах. – Пойдем! Я хватаю его за руку и тащу в виварий. Красавица-бис висит на хвосте, а Маргарита прыгает из угла в угол, как заведенная. – Видишь? – кричу я Борису. – Видишь, они живы. Они побывали в камере, и они живы. Я смотрю на Бориса, а ом смотрит на обезьян – у него стеклянный взгляд. Он смотрит и ничего не видит. Мне становится не по себе, и я ухожу из вивария. Борис идет за мной. – Витька, в последний раз тебя предупреждаю: сними доклад. Не по зубам тебе это, даже если ты и прав. Дубль-ве – огромный эрудит, сильный боец и в общем страшный человек. Он уже все о тебе знает. – То есть? – Я поражен. – А кто обо мне чего-нибудь не знает? Что ты имеешь в виду? – Твои настроения в определенный момент. И странные вопросы на семинарах. А помнишь, как ты привел к нам на вечер какую-то крашеную девку? Вы танцевали рок-н-ролл. Дубпь-ве уже все это знает и мобилизует общественное мнение. Он всем говорит, что ты морально неустойчив и политически не воспитан… – А ты с ним согласен? – В какой-то мере, понимаешь ли, он прав. – Ах ты… Резким движением я заворачиваю Борьке руку за спину. Мне хочется выбросить его в окно. Я выпускаю его. – Слушай, сопля, если бы не эти священные стены… Убирайся! *** |