Книга Псы, стерегущие мир, страница 61 – Алексей Игнатушин

– Мельницы замараны нечистым.

Буслай оглянулся на бедовика, презрительно скорчив лицо:

– А то мы не знали.

Нежелан втянул голову в плечи, оставив снаружи макушку, и крепко прикусил язык. Лют к перепалке остался безучастным, окоченевшие пальцы у него приклеились к рукояти.

– Место и впрямь странное, – сказал он после огляда. – Вон деревня разрушенная, одни срубы остались, а мельница уцелела.

Буслай возразил вяло:

– Положим, мельнице тоже досталось: на крыше дыры, двери нет. Лишь бы водяной на ночь не припожаловал, а остальное пусть катится к Ящеру!

Нежелан робко подал голос:

– Мы в южных землях, здесь родственные нам племена перемежаются с булгарами. Кто знает, что хозяйствует у них мельницей?

Буслай рявкнул:

– Молчи, тетеря! В случае чего тобой откупимся.

В дырах мельницы затихло эхо, и Люту послышался зловещий шепот. Он напряженно вгляделся во тьму, черен под пальцами захрустел.

– Пойдем, – сказал он после долгого молчания. – На всякий случай громко не говорите.

Буслай отмолчался, первым спешился и повел упирающегося коня внутрь. Животное обеспокоенно заржало, но гридень с досадой дернул повод и втащил коня внутрь.

– Запали огонь, Нежелан, и займись делом, – сказал Буслай грубо. – Только нас не спали, хрен горемычный!

Лют поспешил вмешаться:

– Перестань, Буслай. Обиженный попутчик – опора плохая.

«Вот как, – мелькнуло в голове бедовика. – Попутчик, даже не товарищ!» – пришла горькая обида.

– А то до сих пор он нам носы утирал, – огрызнулся Буслай.

– Замолчи, – попросил Лют устало.

Гридень гугукнул, но смолчал – тоже до смерти устал.

Нежелан ощупью разыскал в мешке огниво, искры посыпались на пучок лучин, и ветхое убранство мельницы осветилось. Поломанная лестница сгрудилась полешками у стены, пол был усыпан трухой, в углу виднелся остов водяного колеса.

Вокруг было тихо, безжизненно. Веяло забытьем, смертной тоской.

Бедовик передал лучины Люту, а лошадей пристроил в углу, достаточно просторном и чистом. Седла попадали на пол, подняв клубы пыли. Буслай поморщился, прикрикнул из вредности:

– Осторожней с поклажей! Чуть что не так – отправимся в пекло.

Нежелан покорно наклонился над мешком с колдовскими штуками, отставил в сторонку. В нос лез едкий запах лошадиного пота. Бедовик подумал о том, что придется обихаживать животных, и в ободранных пальцах проснулась боль, сквозь зубы вылетел стон.

Лют пошарил по углам в поисках кирпичей и металлических обломков. С громким скрежетом он подтащил обломок жернова на середину мельницы. Буслай понял его задумку и помог грудой глиняных обломков. На грубом очаге загорелись остатки лестницы и прочие обломки. Жар от огня шел чистый, благостный, промерзшее нутро воинов понемногу оттаивало.

Мельница осветилась ярко, лишь потолок утопал в мягкой мгле. Сквозь дыры виднелась звездная россыпь, кусок луны. Кони были расседланы, грязь скребком удалена, хвосты и гривы прочесаны мелкозубым гребнем. Животные довольно фыркали и хрупали отборным овсом из торб. Нежелан скрючился и тихо постанывал, обиженный на мир.

Лют помог Буслаю стащить кольчугу, затем освободился от плетеной рубашки, подошел к бедовику, ободряюще стиснул плечо и встряхнул дружески:

– Пойдем к огню, погрейся, пока не окоченел.

Нежелан поднял красные глаза, утерся ладонью. Буслай глянул злобно – чего он крепко не понимает, так возни с отщепенцем, приносящим несчастья. Зачем Лют вступился за того в деревне? Забили бы бедовика кольями, горя б не знали. Гридень предался сладким думам, от удовольствия аж хрюкнул.

Лют подвел Нежелана к очагу. Буслай деланно отстранился, задом очистив пол. Воин промыл засохшие струпья на пальцах бедовика, чистая тряпица прикрыла раны. Нежелан поблагодарил со смущенной улыбкой, потянул руки к огню.

Лют пошарил в обломках, два крупных огрызка досок пристроил в дверном проеме и плюхнулся у костра. Промокшая рубашка слезла тяжело, будто родная кожа, распухшие ноги освободились от плена сапог, пальцы красные, как носы пьянчужек.

Витязь застонал от наслаждения, тепло наконец пробудилось, медленно растеклось по телу. Буслай с Нежеланом последовали примеру – троица осталась в исподнем, руки едва не в огонь суют.

– А что, есть не будем? – глянул Буслай на бедовика.

Нежелан встал на ноги.

– Осталось немного мяса, а хлеб промок, – огласил он результаты продуктовой ревизии.

– Немудрено, – хмыкнул Буслай. – Тебе что доверь… Как еще это осталось, дивно?

Лют скривился худому разговору, молча взял кусок мяса, перемолол челюстями, а от раскисшего хлеба отказался. Буслай глянул хмуро, задвигал челюстями, поясным ножом располосовал свою долю, мясо на острие исчезло в огне. Затрещало, ноздри ожгло запахом горелого, дымящийся кусок исчез во рту гридня.

Нежелан споро прожевал мясо, пошарил по полу, к ладоням прилипли две длинные деревяшки. Бедовик натянул на палки рубаху, подержал над огнем. Витязи последовали примеру: Буслай, правда, едва не уронил штаны в огонь и, конечно, списал это на проделки бедовика. Мельница окуталась клубами пара, люди кое-как просушили одежу, поскорее напялили: немного сыровато, но не беда.

Воины принялись править оружие: Лют придирчиво осматривал лезвие, обмывал и протирал тряпицей. Буслай со смешанным чувством счищал с болванки молота засохшую кровь и осколки черепов. Оружие Яги справное, но лучше старый добрый топор.

Нежелану заняться было нечем: постелил потник, свернулся калачиком, уткнув подбородок в колени, спокойно засопел.

– Свалился, будто дел нет, – пробурчал Буслай по-стариковски.

Лют в последний раз приласкал клинок тряпицей, лезвие на щелчок ногтя ответило чистым звоном, исчезло в ножнах.

– Пусть спит.

– А тетиву с лука кто снимать будет, ведь растянется? – забрюзжал гридень противно.

– А кто натягивал?

– Ну…

Буслай замолк: доски, служащие дверью, пошатнулись, в проеме скрипнуло, сердце встревожило животное ворчание. Лошади, спокойно дремавшие, захрапели взволнованно. Гридень кинул испепеляющий взгляд на сопящего бедовика, воздел очи горе.

– Что опять?!

Лют вскочил, костер заплясал размытыми бликами на клинке, плечом к плечу с Буслаем двинулся к двери.

Скрип досок повторился, в щель проникла звериная лапа, попробовала воздух, будто боязливый купальщик воду, втянулась обратно.

– Кто там? – полюбопытствовал Буслай.

Снаружи ответили рычанием, волосы на затылке гридней зашевелились, словно обдуваемые холодным ветром. Доски разлетелись, и в проеме проявилась гибкая фигура.