
Онлайн книга «Смех Дракона»
Спохватившись, дергаю взгляд вверх – как собаку за поводок. Взгляд подчиняется с явной неохотой. Табличка "Наташа" на высокой груди. Это как в «дамских романах»: у каждой фемины – высокая грудь. Все выше, и выше, и выше… С заметным усилием тащу взгляд дальше. Улыбка. Такая, знаете ли… Понимающая. – Наташенька? – Да-а-а? – Кофе можно? – А сладкое будете? Глаза наивные-наивные. Пушистые ресницы порхают мотыльками. Кажется, что от них исходит легкое дуновение воздуха. В купе царит пряный, опиумный аромат духов. – Сладкое? Не откажусь. – Все настоящие мачо любят сладкое! Розовый язычок облизывает пухлые губки. Что это? Флирт? Соблазнение? – Что вы можете предложить? – Из сладкого? О-о, у нас большой ассортимент! – Я весь внимание! – Конфеты, шоколад, вафли, клубничка-а-а… – Клубничка, говорите? – Хочешь? – А ты сомневаешься? – Какие могут быть сомнения? – она наконец поднимается. – Ой! Поезд содрогается. Ловлю проводницу в охапку. Не удержавшись на ногах, валюсь на полку вместе с Натали. Пушкин, значит; арап в порыве страсти. Губы, руки; мягкое, влажное, доступное … – Тебе восемнадцать есть? – шепчу я, когда получаю такую возможность. – Паспорт показать?! В голосе – обида. – Не надо паспорт. Я на слово поверю. – А если нет – тогда что? – Тогда – статья, душечка. Мне. – Небось, в первый раз ты про возраст не спрашивал… – Какой еще "первый раз"?! – Забыл, Сержик? Ай-ай-ай, скверный мальчик… Девятнадцать лет назад. Тоже в поезде. Моя мама была на год старше, чем я сейчас. Раздолбанное купе. Пустой вагон. Зима. «Санкт-Петербург – Харьков». Стекло треснуло, в щель немилосердно дует. Бутылка перцовки – из рук в руки. Кто предложил греться под одним одеялом? Кажется, она. Было хорошо. Расстались – легко, без сожаления. Я ей рукой помахал. Ее звали… Черт, как же ее звали-то? Наташа на нее очень похожа. – А ведь ты был женат. – Не был! Мы только заявление подали… Откуда она знает?! – Значит, "только заявление"? До свадьбы – не считается? А после? Сколько раз не считается после свадьбы?! Как тебе результат, Сержик? Я лучше мамы? Ну скажи, что лучше! Эй, ты куда?! Мы же только начали! Может, я тебе все наврала… * * * – Как кофе? Понравился? Излом брови, добродушный прищур. Рафе бы еще бородку, и можно смело имя-отчество менять. На Владимира Ильича. – Не распробовал. Падаю напротив, отшибая зад. Моя стопка налита всклень. Жидкий янтарь колышется, играет масляными бликами. И ведь ни капли не проливается, что характерно. Ну, с богом! Плевать, что коньяк не пьют, как водку! – Эдак вы и вкуса не распробуете! – смеется Рафаил Модестович. – Давайте-ка, Сереженька, я вам еще налью. Успокоились? Теперь с чувством, с толком, с расстановкой… Аромат обоняете? Во-о-от, – он тянет это слово на манер Лёвы. – Пригубьте, покатайте во рту. Окажите уважение благородному напитку, тогда и он вас уважит. Впрочем, что это я вас учу? Вы и сами с усами… Коньячок и впрямь хорош. Жаль, бутылка боком стоит, этикетку не разглядеть. Повернуть? – лень. Все лень. Только стопку и могу еще держать. – А что кофий не распробовали – это правильно. Это вы молодец. Только дурак дважды наступает на одни и те же грабли. Вам не в чем себя винить. Она ведь сама напрашивалась. Мимолетная встреча, дорожный романчик. Молодость, гормоны взыграли – с кем не бывает? Жене не признались? – Нет. – Мудрое решение. Лишние нервы на пустом месте. Вот, закусите шоколадкой… И правда, чего я распереживался? Ну, чуть не трахнул веселую Натали. Так ведь не трахнул! Хватило силы воли! Врет, стерва вагонная, никакая она мне не дочь… – Ай, молодца! Ай, умница! Не берите дурного в голову. – Думаете? – Наплевать и забыть. Суета сует… – …и всяческая суета! – Именно так, Сереженька. Радуйтесь жизни! За окном мелькает грузная, мохнатая тень. Пока я поворачивал голову, тень исчезла. Лишь тьма, в которой мелькают глаза фонарей – желтые, хищные. Лишь отсвет далеких пожарищ на горизонте. Торфяники горят, что ли? – Лёва мне уже предлагал – забыть! За сорок два бакса… – Ну и зря вы отказались. Средство, не стану врать, радикальное. Но помогает. К чему изводить себя понапрасну? Тем более, когда вы ни в чем не виноваты. – Конечно, не виноват! – А я о чем толкую? Нам еще долго ехать, успеете понять – ни в чем нет вашей вины. Ни на грош. Поймете, родной мой, прочувствуете… – Нет, погодите… – Да что тут годить? Маме вы ничем помочь не могли. – А вдруг… – Очнулась? Вряд ли. Помните, Сереженька – сердце, оно не железное… – Нет, ты мне зубы не заговаривай… – Ну что вы, право! Самоедством решили заняться? Еще деда вспомните. Или одноклассника, которого в "трясучку" обыграли. У Носова родители в торговле работали. Оба. А у вас? Если уж решили всё по крохам перебрать – припомните, как вас Дикаша в "шмэн" обул. И на «счетчик» поставил. Вам еще повезло: фарцанули сигаретками, рассчитались… – Дикаша грозился морду разбить… – Вот-вот! Для Носова те два рубля – плюнуть и растереть. А для вас – спасение. – Он сказал: по монетке копил… – Мало ли что он сказал? Доверчивый вы, Сереженька. Поезд рвался в ночь, захлебываясь гудком. – Да что ж ты меня все время защищаешь? Тут я не виноват, тут прав, там обстоятельства заставили?! – Я ведь адвокат, дорогой вы мой человечек! Ваш адвокат. Не забыли? Это работа моя – защищать и оправдывать. А вы мне помочь не хотите, упираетесь! – Не упираюсь я… – Клиент должен сотрудничать с адвокатом, доверять ему. Только тогда… – Что – тогда? Убеди меня, Рафа! Заставь поверить! Мелочь, значит, никчемушная? Плюнуть и растереть? За какой бок меня ни возьми – всё ерунда, говорить не о чем?! Вся моя жизнь – фигня на постном масле? – Кем вы себя возомнили, Сереженька? Гитлером? Чингиз-ханом? Чикатило, на худой конец? Вот и не переживайте. Нет за вами ничего. Ни-че-го. Даже на пятнадцать суток не наберется. – Знаю, знаю твои дела. Ты не холоден и не горяч: о, если бы ты был холоден или горяч; но как ты тепл, то изблюю тебя из уст моих… |