Онлайн книга «Возлюби ближнего своего»
Дети молча смотрели на него. Их глаза сверкали, словно отшлифованные черные камни. Газ в горелке шипел. Штайнер почувствовал себя неловко. Он знал, что должен. сказать им что-то теплое, человечное, но все, что приходило ему в голову, казалось глупым и неискренним по сравнению с той сиротливостью, которая исходила от трех молчащих детей. – Что в чемодане? – спросил старший через некоторое время. У него был бесцветный голос, он говорил медленно, твердо и осторожно. – Я точно не знаю. Разные вещи вашего отца. И немного денег. – Теперь это наше? – Конечно, потому я его и принес. – Можно мне его взять? – Ну, конечно, – удивленно ответил Штайнер. Юноша поднялся. Это был худощавый, длинный, темноволосый парень. Медленно, не спуская глаз со Штайнера, он подошел к чемодану. Затем быстрым звериным движением схватил его и сразу отпрыгнул обратно, точно боясь, что Штайнер снова отнимет у него добычу. Он сразу же потащил чемодан в комнату. Двое других быстро пошли за ним, прижавшись друг к другу, словно две большие черные кошки. Штайнер взглянул на отца Морица. – Ну, вот, – сказал он с облегчением. – Они, наверно, давно об этом знали… Мориц Розенталь помешал суп. – Это уже их не очень трогает. Они видели, как умирали их мать и два брата. И они теперь почти не реагируют на смерть близких. То, что случается часто, приедается. – Бывает и наоборот, – сказал Штайнер. Мориц Розенталь посмотрел на него, вокруг его глаз собрались морщинки. – Если человек еще совсем молод – нет. И если человек стар – тоже нет. А вот остальные годы – это плохое время. – Да, – согласился Штайнер. – Эти никчемные пятьдесят лет между младенчеством и старостью – плохое время. Мориц Розенталь мирно кивнул головой. – Я вот уже миновал этот возраст. – Он закрыл кастрюлю крышкой. – Детей мы разместили, – сказал он. – Одного возьмет с собой Мейер в Румынию. Другой поедет в детский приют в Локарно. Я знаю там человека, который сможет за него платить. А старший останется пока здесь, у Бернштейна. – Они уже знают, что их ждет разлука? – Да, но это их не особенно тревожит. Они даже считают, что так будет лучше. – Розенталь повернулся к нему. – Штайнер, – сказал он, – я знал его двадцать лет. Как он умер? Он спрыгнул с машины? – Да. – Его не сбросили? – Нет. Я был очевидцем. – Я услыхал об этом в Праге. Но там говорили, что его сбросили с машины. Услышав о его смерти, я приехал сюда. Присмотреть за детьми. Я обещал ему это. Он был еще молодым. Около шестидесяти. Совсем не думал, что случится такое. Но он часто терял голову, с тех пор как умерла Рахиль. – Мориц Розенталь взглянул на Штайнера. – У него было много детей. У евреев часто бывает много детей. Они хорошие семьянины. Но они-то как раз и не должны иметь семьи. – Он натянул на плечи плащ, словно ему стало холодно, и внезапно показался Штайнеру очень старым и усталым. Штайнер вытащил пачку сигарет. – Вы уже давно здесь, отец Мориц? – спросил он. – Три дня. Один раз нас поймали на границе. Перешел ее с одним молодым человеком, вы его знаете. Он рассказывал мне о вас, его зовут Керн. – Керн? Да, я его знаю. Где он? – Тоже где-то здесь, в Вене. Я не знаю, где. Штайнер поднялся. – Может быть, мне удастся его найти. До свидания, отец Мориц, старый бродяга. Бог знает, когда мы теперь свидимся. Он прошел в комнату попрощаться с детьми. Все трое сидели на одном из матрацев, разложив перед собой содержимое чемодана. В одной кучке, заботливо сложенные, лежали мотки с пряжей, рядом – шнурки для ботинок, мешочек с шиллингами и несколько пакетиков шелковых ниток. Белье, сапоги, костюм и другие вещи старого Зелигмана еще лежали в чемодане. Когда Штайнер и Мориц Розенталь вошли в комнату, старший поднял голову. Он непроизвольно положил руки на вещи, находящиеся на матраце. Штайнер остановился. Юноша посмотрел на Морица Розенталя, щеки его раскраснелись, а глаза блестели. – Если мы все это продадим, – сказал он возбужденно и показал на вещи в чемодане, – то у нас будет еще тридцать шиллингов. Тогда мы бы могли вложить все эти деньги в дело и купить на них материи: манчестера, букскина, а также чулок, – на них можно больше заработать. Я завтра же начну с этого. Завтра в семь утра я начну. – Он серьезно и выжидательно посмотрел на старика. – Хорошо. – Мориц Розенталь потрепал его по маленькой головке. – Завтра в семь часов ты начнешь. – Тогда Вальтеру не нужно будет ехать в Румынию, – сказал мальчик. – Он может мне помогать. Мы пробьемся. Тогда уедет только Макс. Трое детей смотрели на Морица Розенталя. Макс, самый младший, кивнул. Он считал, что так будет правильно. – Посмотрим. Мы еще поговорим об этом. Мориц Розенталь проводил Штайнера до двери. – Нет времени предаваться печали. В мире слишком много горя, Штайнер. Штайнер кивнул. – Будем надеяться, что мальчика не схватят сразу… Мориц Розенталь покачал головой. – Он будет начеку. Он уже многое знает. Мы рано узнаем жизнь. Штайнер отправился в кафе «Шперлер». Давно он туда не заходил, С тех пор как он получил подложный паспорт, он избегал мест, где его знали раньше. Керн сидел на стуле у стены и спал, поставив ноги на чемодан и прислонив голову к стене. Штайнер осторожно сел рядом с ним, он не хотел его будить. «Немного похудел, – подумал Штайнер. – Похудел и повзрослел». Он огляделся. Рядом с дверью примостился судебный советник Эпштейн, на столе перед ним – несколько книг и стакан с водой. Он сидел одинокий, страшный и недовольный, держа в руке пятьдесят грошей. Штайнер обернулся: наверно, конкурент – адвокат Зильбер – переманил себе всю его клиентуру. Но Зильбера в кафе не было. Подошел кельнер, хотя Штайнер его и не звал. Кельнер расплылся в улыбке: – Опять заглянули к нам? – Вы меня помните? – Ну, еще бы! Я уже беспокоился за вас. Сейчас здесь стало намного строже. Вы опять будете пить коньяк? – Да. А куда девался адвокат Зильбер? – Он тоже пал жертвой. Арестован и выслан. – А-а… А господин Черников в последние дни не появлялся? – На этой неделе нет. Кельнер принес коньяк и поставил поднос на стол. В тот же момент Керн открыл глаза. Он замигал, потом вскочил. – Штайнер! – Садись, – спокойно ответил тот. – Выпей-ка этот коньяк. Ничто не освежает лучше, если человек спал сидя. |