Книга Ожерелье смерти, страница 32 – Борис Бабкин

— Это кино! — со смехом перебил ее Павел. Подхватил гитару, провел пальцем по струнам. Взглянул на недовольную женщину и запел:

Когда же богатые заплачут,

Который месяц жду, и все никак.

Бабы во дворе весь день про них судачат,

Прикидывают: будет этак или так.

Лично мне Эстер пришлась по нраву,

Об этом опрометчиво сказал.

Три дня носил под левым глазом фару —

Соседки мне устроили скандал.

Взяв последний аккорд, подмигнул вошедшему Бурову.

— Сам сочинил? — улыбаясь, спросила женщина.

— Где уж мне, — вздохнул Костя. — Листьев на «Поле чудес» вчера пел.

Недоверчиво посмотрев на серьезное лицо Павлова, Роза повернулась к Бурову.

— Правда?

Его каменно-непроницаемое лицо слегка разгладила легкая улыбка. Павлов весело и громко засмеялся.

— Да ну тебя! — обиженно отвернулась Ахмидова. Она встала и, не выдержав, тоже засмеялась:

— Какой талант в тебе пропадает! — Подошла к зеркалу, причесалась, подкрасила губы. — Пойду насчет Психа узнаю, — объяснила Роза.

— А где ты узнаешь? — спросил Буров.

— Много будешь знать — скоро состаришься, — сухо отозвалась она.

— А от старости и умирают иногда, — засмеялся Павлов.

— Мне цыганка нагадала: до сорока проживу, и все, — притворно опечалился Лев. — Так что ждать осталось совсем ничего.

— А сколько тебе сейчас? — спросила женщина.

— Сорок, — обреченно кивнул Буров и, не сдержавшись, весело улыбнулся.

— Ты скоро? — проводив Ахмидову до двери, спросил Павлов.

— Через час приду, — она посмотрела на часы. — Если узнаю что-то срочное — сразу.

Хлопнув дверью, Татьяна вошла в дом. Фомин сплюнул и зло выматерился.

— Эй! Зятек! — сердито окликнула его из раскрытого окна пожилая женщина. — Матюки здесь не раскидывай!

— Мария Ивановна! — повернувшись к ней, умоляюще проговорил Александр. — Скажите же ей…

— Я в ваши дела когда-нибудь влезала? — сухо спросила теща. — Вы сами уже родители! Вот сами и решайте, что да как лучше. — Обернулась и, убедившись, что дочь слышать ее не может, она понизила голос: — Обиделась она крепко. Это ж надобно такое сказануть! — не выдержав, сорвалась женщина. — Мол, Светка…

— Да не говорил я так! — заорал и майор.

— Как же не говорил-то! — рассердилась она. — Какого же лешего свекровь говорит, что после ранения ты детей делать не можешь?!

— Кто?! — захлебнулся в яростном крике Фомин.

— Мать твоя, вот кто. Перед тем как за границу уезжала. Мне прямо так и сказанула!

— Танька! — рванув дверь, заорал Александр. — С этим потом разберемся! Я тебе правду говорю! Светланку похитить могут!

— Пусть только сунется кто, — сказала Мария Ивановна. — Я им дам Светку! — Она потрясла сухоньким кулаком.

— Таня! — Майор загрохотал кулаками в дверь. — Открой!

— Хватит фулиганить! — разозлилась теща. — А не то сейчас милицию вызову! — И, видимо вспомнив, кто ее зять, с силой закрыла ставни.

Фомин выругался и пошел к машине.

— А может, он правду говорит? — Услышав хлопок автомобильной дверцы и шум отъезжающего «москвича», мать встревоженно посмотрела на Таню.

— Мама! — Дочь обожгла ее сердитым взглядом.

— Что — мама? — недовольно спросила Мария Ивановна. — Тебе два годика было, когда отца в Москву на Петровку перевели. Он нас и оставил. Как же! — всплеснула она руками. — Я-то простая доярка, а он капитан милиции. Поверила я ему тогда. Дура! Он потешился и забыл. Я в девках славная была. — Сухое морщинистое лицо женщины тронуло тепло воспоминаний. — А ты школу кончила и к нему насовсем, — с укором посмотрела она на дочь. — Но хоть приезжала часто. И на том спасибо. Как узнала я, что и ты милиционером будешь, сердцем маялась! А ты еще за милиционера и замуж вышла! Неужели не поняла, что не ты Сашке нужна, а отец твой! Ведь он тогда уже генералом был. А сейчас, вишь… — женщина покачала седой головой, — помер отец, и все! Кончилась любовь!

— Зачем ты ему про ранение напомнила? — сердито спросила Таня.

— Как зачем? — встрепенулась та. — Он же справку какую-то своей матери показывал! Так она мне сказывала. Мол, не может Сашка детей иметь. Чтой-то повреждено у него там. А потом и тебя с работы с позором выгнали. Вот все и думают…

— Хватит! — закричала Таня. — Господи! — Она закрыла лицо руками. — Да что же это такое — родная мать не верит!

— Верю, доченька. — Старушка положила руки ей на плечи. — Да и кто же поверит, как не мать!

Фомин, с яростью в глазах, гнал машину по шоссе. «Неужели мать могла это сказать? Зачем? Ну какого хрена лезть в мою жизнь! — Достал сигарету, нажал на прикуриватель. — Да еще эти шантажисты хреновы! Листок им какой-то нужен! А тогда Фома… — От неожиданно пришедшей мысли майор резко вдавил педаль тормоза. „Москвич“, визжа шинами, развернулся на влажном после дождя шоссе. — Неужели Фома?» Выжав сцепление, он переключил скорость. Взревев мотором, машина резко развернулась и понеслась по шоссе.

Жанна вошла в квартиру и громко позвала:

— Эдгар! — Не услышав ответа, сделала шаг назад.

— Ведь говорил, — раздался за ее спиной голос Эдгара. — Не выходи на лестницу одна.

— Ты где был? — Жанна удивленно посмотрела на него.

— Неужели ты думаешь, я тебя в город одну отпущу? — снимая кроссовки, улыбнулся Волконский.

— Ты ходил за мной? — поразилась она. — Но я тебя не видела!

— Вот и прекрасно, — кивнул он. — Ты поступала так, как поступала бы любая перепуганная женщина, по необходимости вышедшая на улицу.

— Ну, знаешь ли! — возмутилась Жанна. — Может, прикажешь еще тебе и деньги за охрану платить?

— Вообще-то об этом стоит подумать, — как бы раздумывая вслух, сказал Эдгар.

Удивленно взглянув на него, женщина разулась и, подхватив сумку, прошла на кухню. Эдгар запер дверь, накинул цепочку и пошел следом.

— А за что ты… — не договорив, Жанна смущенно опустила голову. — Извини.

— Я после госпиталя к тебе хотел поехать, — понял ее вопрос Волконский. — Меня ведь комиссовали, — он криво улыбнулся. — Правда, орден Красной Звезды дать не забыли.

— Так ты орденоносец! — увидев в его глазах боль воспоминаний, уже жалея о своем вопросе, шутливо воскликнула она. — Это просто необходимо отметить!

— А по дороге я заехал к другу. Юрка руку и ноги в восьмидесятом потерял — на мину нарвался. Я вхожу, а жена его, тварь! — Его глаза полыхнули яростью. — С тремя мужиками бьет его! — Эдгар опустил голову.