
Онлайн книга «Ожог»
– ? – Я имею в виду вашу жену, мы были когда-то знакомы. – Мать моих детей сейчас далеко отсюда, в «обществе равных возможностей». – В Штатах? – Да… в этом смысле… где-то там… в Бразилии… – Она уехала через Израиль? А что же вы, Арик? Застиранное платье замухрышки Верочки и кофточка из магазина «Синтетика» пахли духами «Мадам Роша». Верочка, милейшая женщина, лет сорока, по-свойски тепло и не сентиментально придвинулась, локоть положила на стол и подбородок в ладонь и ненавязчиво заглянула в глаза. – Муж матери моих детей – талантливый сионист, а я ведь русский, Верочка, хотя это вам покажется странным, и фамилия моя происходит от русского слова «куница». Это в далеком прошлом я был слегка еврей, а сейчас передо мной большое будущее. Она премило засмеялась: – Вы все такой же, Кун! Помню, как вы у нас в Измайлово… – У вас в Измайлово? – Не помните? – Она засмеялась просто очаровательно и даже немного таинственно. – А кто меня в ванную тянул? Нечто дрожащее прикоснулось к плечу Куницера. Он оглянулся – Нина. – Может быть, мы поедем, Аристарх Аполлинариевич? Ведь вы еще хотели диктовать… Замухрышка Верочка смотрела на нее, собрав свои милейшие морщинки и внимательно смеясь. – Ко мне еще могут ревновать такие молоденькие женщины? Сильный удар кулаком по столу прервал эту по меньшей мере странную сцену. – Что за свинство! – гулко и яростно сказал Аргентов. – Светская болтовня, кадрежка, сцены ревности! Рехнулись, что ли, ребята? Куницер был слегка пристыжен – в самом деле, Аргент прав – по меньшей мере странно вести себя так в разгромленной явке. Однако и молчать ведь дальше нельзя. Что же они молчат? Все молчали безысходно и тупо, но вовсе не потому, что так уж сильно перепугались, а из-за недостатка опыта. Новые русские социал-демократы еще не знали, как следует себя вести после налета тайной службы. Верочка отошла от Куницера и повернулась к Аргентову со злой улыбкой. – Ну, так скажи что-нибудь, Аргент! Хватит сидеть, как памятник! Надо же дописать эту главу истории! – Вера, или замолчи, или убирайся вон! – сказал Аргентов спокойнее. – Давайте, друзья, подумаем вместе, как это случилось? Они знали все. Где что лежит, кто присутствует… знали даже, что я пригласил сегодня Куна… Ага, вот, быть может, зацепка! – Ясно, что есть стукач, – пробурчал мужской голос из темного угла. – Кто-то из нас стукач. – Сейчас начнется драма на французский манер! Франтиреры! Маки! – расхохоталась Верочка. Она уже сидела на подоконнике, как раз на том, откуда несколько лет назад «сыграл» на улицу человек. Рядом с ней стояла бутылка. Расхохотавшись, она напила в стакан темную жидкость – коньяк, по запаху определил Куницер – и выпила залпом, что называется «махнула». – Товарищи, мы сейчас все равно не найдем стукача, – глуховато сказал недавний докладчик Яков Шалашников. – Лучше разойтись! Аргентов снова шарахнул кулаком по столу: – Мы не можем так разойтись! – Он страдает, что его не взяли, – любезно пояснила с подоконника Верочка. – Боится, как бы на него не подумали. Аргентов резко встал. Куницер тоже вскочил, собираясь преградить другу путь к тому опасному окошечку, но Аргентов пошел в другую сторону и включил весь свет: люстру и три канделябра. Потом он уперся кулаками в стол и заговорил раздельно и с блуждающей улыбочкой: – О приходе Куна знали только четверо: я, Вера, Нолан и Майборода. Последний сейчас в Ростове. Предлагаю взять на подозрение всех нас четверых. – Гапонище мой дорогой. – Вера снова налила себе коньяку. Теперь Куницер заметил марку. Ни больше ни меньше как «Реми Мартен»! – Понимаете, товарищи, – оживленно заговорила она, – внеся такое предложение, наш мудрый Аргентик уже наполовину реабилитировался. – А ты что предлагаешь, Маруся Спиридонова? – повернулся к ней Аргентов, и Куницер тогда понял, что они давно уже любят друг друга и мучают друг друга, и то, что клокочет между ними, гораздо для них важнее, чем любая борьба за всякую там демократию. – Я предлагаю покончить с этим! – внезапно охрипнув, сказала Верочка. – Завтра всем выйти на Пушкинскую площадь, объявить о своем существовании, и пусть уж арестуют всех! – Согласен! – неожиданно для себя воскликнул Куницер. – И нечего до завтра ждать! Надо сейчас выходить, немедленно! – Ну, это, конечно, несерьезно, – хмуро сказал Шалашников. – Если уж самосожжение, то хотя бы польза была. Надо подготовиться, предупредить, кого следует… – Он встал, задернул молнию на своей поношенной куртке и надел черную фуражечку с буквой «Т» на околыше. Оказалось, действительно таксист. – В ОВИР вы уже опоздали, Шалашников! Из угла вышел молодой человек с мягкой бородкой и очень-очень жесткими маленькими глазками. В своей косоворотке и мягком пиджаке он выглядел просто неправдоподобно, будто с экрана, эдакий завершенный тип позднего народовольца. – ОВИР уже давно закрыт, – не отрываясь, он глядел на Шалашникова. Тот заметно смешался, делал вид, что что-то ищет по карманам, завязывал шнурки на своей папке с докладом. – ОВИР, ОВИР… – бормотал он под нос. – У меня сегодня смена… в ночь выхожу… попробуйте прокормить семью при плане тридцать пять рублей за смену… я уже не молод… зрение слабеет… – В чем дело, Кершуни? – нехотя, как бы сквозь зубы, обратился Аргентов к «народовольцу». Все эсдеки уже покинули свои углы и столпились вокруг стола, все смотрели на Шалашникова и Кершуни. Куницер переводил взгляд с одного на другого. Похоже было, что все уже предполагали исход этой сцены и только лишь ждали пикового туза и пистолета. Мягкие Нинины губы прикоснулись к уху Куницера: – Аристарх, уйдем отсюда, умоляю… Он грубо ее оттолкнул. – А что же мне-то говорить? – недобро улыбнулся Кершуни. – Пусть Шалашников расскажет, как он обменял двухкомнатную в Чертанове, на трехкомнатную в Тель-Авиве. Шалашников поднял руку, чтобы наградить молодого человека пощечиной, но позволил близстоящим товарищам себя удержать. |