Онлайн книга «А Роза упала... Дом, в котором живет месть»
Вечером мы сидим за столом втроем, уже отужинали, какая-то, что ли, рыба, тарелки собраны и установлены в посудомоечной машине, ты разливаешь чай, придерживая мизинцем крышечку забавного чайничка в виде старинной швейной машинки. Я смотрю на тебя, протягиваю руку и глажу твои тонкие пальцы, Клаус сыто посмеивается, придвигая к себе пепельницу, ему разрешается курить в любом месте дома. Он частенько посмеивается таким образом, будто произносит: «хык», «хык», «хык», и обычно мне наплевать, но сегодня этот смех очень мне мешает, да что же это такое, говорю я молча, сколько же это будет продолжаться?! Я взмахиваю руками, это называется — жестикуляция, помогает в иллюстрации не сказанных никем слов. Ты смотришь на меня удивленно, а Клаус вообще — как на ожившую бормашину, а я продолжаю, без всяких пауз, мне уже не остановиться. Сколько же это будет продолжаться все мы делаем вид, что ничего не происходит я — любовница Клауса ты — любовница Клауса и мы все тут любовницы Клауса а Клаус притворяется будто не в курсе наших специальных игр для больших девочек махнем не глядя называется когда я меняю свой рот на твой пустоту твоей вагины на наполненность моей далее по кругу и наоборот тоже. Клаусу приходит в голову немного похихикать еще, это ему приходит в голову очень зря, я же говорю, что сегодня мне этот смех мешает, а вот если ему разорвать, к примеру, рот, затолкав туда оба моих кулака, то он перестанет смеяться, как ты думаешь? Клаус смеяться перестает, слюна смешивается со струйками крови и некрасиво пузырится вокруг бывших губ, удивительно, как вовремя ты схватила его руки, как ловко завела за спинку стула и, кажется, немного вывихнула в плечевых суставах, насколько я помню, плечевые суставы в обычном состоянии не выглядят так… несовершенно. Неплохо будет как-то зафиксировать поникшие стебли крепких рук Клауса, поросших негустыми светлыми волосками, или не надо? Да, пожалуй, ты права, какое-то время он предпочтет не шевелить ими вообще. Я вытираю свои ладони об эту твою зеленоватую скатерть с неподходящим для скатерти названием, тефлоновая, мне неприятны мои руки в рыжей крови Клауса, неприятны его дикие крики, а как ты думаешь, он замолчит, если эту сырую визжащую темную дыру заткнуть чем-нибудь, ну помимо моих кулаков, разумеется? Какая ты молодец, оранжевая квадратная губка, глубоко туда помещенная, наконец избавляет меня от прослушивания звериных воплей, кто-то испаноязычный сказал: дальнейшее — молчанье, ах, хорошо сказал. Мы встречаемся с тобой глазами над содрогающейся беззвучно головой Клауса. Да, мы тоже умеем понимать друг друга без слов. У меня есть еще одно дело, говорю я тебе после всего. Ты знаешь. Я вернусь, обещаю я, я скоро вернусь. Просто у меня есть еще одно дело. Разрушить один Дом. Выкорчевать одно дерево. С одним отцом я уже разобралась. добавить комментарий: Umbra 2009-07-03 07.40 am Я нисколько не жалею, мы все живем по одним и тем же законам, но только каждый их открывает для себя заново. Очень скучаю. Люблю. SaddaM 2009-07-01 11.03 am Да, что-то у Клауса не задалось… Неудачно, говорю, у Клауса денек завершился. * * * — Честно говоря, немногое знаю. Ну, живет как-то. Работает. Свекровь мне часто звонит. Из Бельгии. Она сейчас там. Вышла замуж за бельгийца. Врача без границ. — За фламандца или валлона? — Ты, что ли, глухой? За бель-гий-ца. — А бельгийцев в природе не существует, душа моя. Население Бельгии составляют процентов шестьдесят фламандцев, процентов тридцать валлонов, ну и остальные немцы, по мелочи. Тысяч семьдесят человек. — Ой, ну и подумаешь. — А что ж супружник не в Бельгию? К маме. С новым папой. Хи-хи. — Да вот как-то не спросила. Хи-хи. — Но вы же общаетесь. — Практически нет. Дочь уже взрослая, они встречаются вне дома. В какие-то рестораны ходят. В ночные клубы. У Витечки недолгое время был переходный возраст, а потом открылась вторая молодость. Слушай, ну где эти курицы? — Курицы? — Курочки-рябы мои где? Просто с ума с ними сойду. Договаривались на четыре часа. Сейчас уже… — Ровно четыре. — Да? А что ты тогда разлегся? Вставай давай. Сейчас девчонки придут. Дети еще с ними… Надо быть в форме. — А чему ты так радостно улыбаешься? Радуешься, что скоро от меня избавишься? Коварная… — Нет. У меня одноклассница одна есть. Людочка. На какой-то встрече школьных друзей я восхитилась ее чудесной внешностью… Так и сказала: прекрасно выглядишь, Людочка! А она… — Ответила: а ты нисколько не прекрасно? — Хи-хи, нет. Она ответила невозмутимо: а я давно уже в такой отличной форме. — Хи-хи. Достойный ответ. — Достойный. — Слушай, я вот тут подумал. Ну а что ты будешь здесь делать с толпами беженцев? Ты же не государство Израиль? — Сам ты государство Израиль! — Поедем ко мне, душа моя? Пусть курицы и дети здесь. А ты — у меня. А? — Ну, я не знаю. Ты меня заставишь убираться. Влажной тряпкой протирать полы. — Непременно. Еще и намывать их с этим… — С кем? — С доктором Проппером — веселей, в доме чисто в два раза быстрей! — С мистером Проппером. — Прости, пожалуйста, если я оскорбил твое эстетическое чувство. — Болтушка ты. А еще математик. Звонят. Пойду открою. — Мне спрятаться в шкаф? — Нет, лучше прыгай в окно. — В окно я прыгать несогласный. — А я-то думала… — Что я давно уже в отличной форме? — Все, пусти! Они уже ногами колотят. Марго сейчас дверь вынесет, она может. Ну, пусти, отличная форма!.. * * * Юля добежала до входной двери и быстро повернула ключ. Раз, еще раз, последний раз — и открыла. Недовольная Марго подвинула ее плечом и молча зашла, ступая уверенно. Следом просочились безмолвные однополые дети, сразу принялись здороваться, снимать обувь и тоненько хихикать над огромным постером, украшавшим прихожую: два устрашающего вида доктора склонились над худосочным больным. «Поздравляю, вы еще живы», — говорит один. Этот постер, кстати, был единственной вещью, заказанной отсталой Юлей через интернет — из дизайн-студии Артемия Лебедева. Уж очень часто он соответствовал ее настроению. Последней зашла Лилька, поискала глазами посадочное место, со вздохом облегчения опустилась на табурет. |