Онлайн книга «Год Черной Лошади»
Украинская мова шла вторым уроком. Литература — третьим; двух коротких перемен явно не хватит, чтобы добить сочинение, которое киснет уже две недели. — Ма… Мама сразу поймала Женькину многообещающую интонацию. И перестала жевать: — Что? — Ты мне обещала съемки показать… Мама проглотила кусок бутерброда, отхлебнула кофе из чашки — не сводя с Женьки испытующего взгляда: — У тебя же школа? — Да что за школа, — Женька махнул рукой. — Два труда, два украинских… еще история, кажется… Мама молчала. Женька знал, что ей льстит интерес к ее работе и обижает равнодушие. А он, сын, слишком часто бывал равнодушным — ну не интересовали его все эти политические разборки, опросы на улицах и собачьи свадьбы. Маминым сюжетам он предпочитал спортивные программы — а ее это обижало. — Ты знаешь, ма, я так давно в Лавре не был… Так интересно, как ты пещеры снимешь… Он шел ва-банк, потому что мама же не глупая, она прекрасно понимает природу Женькиной заинтересованности. — Я за всю четверть ни одного дня не пропустил. А тут… два труда… Ты мне потом записку напишешь. — А так можно? — спросила мама после паузы, и Женька понял, что победил. * * * Это прямо праздник какой-то! В микроавтобусе с надписью «Телевидение» они прокатились по городу, и разомлевшему от такой удачи Женьке даже пришли на ум два-три предложения на тему «Почему я его люблю». Наверное потому, что в этот момент он действительно любил его — перекресток перед стадионом «Динамо», вычурные фасады Печерска, парк, Мариинский, зеленеющие липы, пулемет перед станцией метро «Арсенальная», снова липы, сирень, каштаны… В Лавру вошли не через главный вход, а через боковой; на этой круто спускающейся вниз улочке Женька никогда раньше не был. Слева тянулась крепостная стена с окошками, навстречу шли два высоких черных монаха, Женьке на секунду показалось, что его перебросили в другой мир, в другое время… Откуда-то вынырнуло семейство попрошаек, затараторили, обращаясь к маме, и Женька тут же спустился с небес на землю. Едва отбились… Археолога звали Максимом. Они с мамой поздоровались, как давние знакомые; мама сказала оператору, что первым делом надо отснять вид с колокольни, оператор стал возражать, и они с мамой слегка погрызлись. Победа, как всегда, осталось за мамой; Максим сказал, что пока подберет им комбинезоны, чтобы лезть в пещеры. Втроем — мама, Женька, оператор — прошли к недостроенному Успенскому собору, и кирпичные дорожки с поперечными выступами-ступеньками были похожи на корабельный трап. Небольшими стадами бродили по заповеднику экскурсанты; снаружи царило солнце, внутри колокольни было темно и прохладно, и крутые ступеньки, раз начавшись, никак не желали заканчиваться. — То же самое в соборе Святого Петра в Риме, — прервала молчание мама. Женька никогда не был в Риме. Но надеялся когда-нибудь попасть — может быть, уже скоро… Он помогал оператору нести штатив. И мама, и оператор скоро выдохлись; Женька легко обогнал их. — Ну, видно, что ты футболист, — уважительно сказал оператор откуда-то снизу, из-под ног. Несколько раз им встретились компании, идущие вниз; чтобы разминуться, приходилось прижиматься к холодной стенке и прижимать штатив к груди. Потом они вышли на открытую площадку — отсюда уже открывался вид вполне ничего себе, но ступеньки вели вверх, и Женька, не задумываясь, пошел. …Снизу нельзя было предположить, что эти колокола такие здоровенные. Даже страшновато смотреть на них. Пока оператор устанавливал штатив и камеру, Женька успел облазить всю смотровую площадку. Внизу лежал Днепр. Внизу лежал город; это было немногим хуже, чем смотреть с самолета. От горизонта до горизонта залитый солнцем; Женька почувствовал, как подошла мама и остановилась рядом. И тоже смотрела. Оператор уже снимал, и лицо у него было как у вратаря, когда он отслеживает угловой у ворот соперника. Мама положила руку Женьке на плечо, и он, сторонившийся поцелуев-объятий, на этот раз не вывернулся. Над стадионом «Динамо» высились четыре вышки с прожекторами. Далеко-далеко шел по мосту поезд — энергичный поджарый червяк. * * * — Здесь полным-полно подземных ходов, — говорил археолог Максим. — Подземные помещения, мы даже подозреваем, что в одном из них может быть Лаврская библиотека… Вот здесь — отсюда и туда — минная галерея… Там ответвления, ниши, в них хранили бочонки с порохом. А здесь тоже, вот, земля все время проседает, время от времени надо сверху насыпать новую… — А почему? — спросил Женька. Максим пожал плечами: — Подземная полость какая-то… Исследовать ее не можем — нет денег. Просто следим, чтобы землю вовремя досыпали… — А бывают обвалы? — спросил Женька. — Конечно, — охотно закивал Максим. — Особенно весной, когда талые воды, или там когда дожди… — А не опасно спускаться? — поинтересовался оператор. — Сейчас нет, — заверил Максим. — Мы все время ходим… Женька молча восхищался. Он был действительно храбрым, этот парень. Надо быть воистину смельчаком, чтобы вот так лезть под землю, в темноту, в неизвестность, где случаются оползни и обвалы, где полным-полно неисследованных помещений, да еще и говорить об этот так просто, как будто речь идет о прогулке по Крещатику: там был оползень, мы сказали монахам, чтобы они не спускались в пещеры пока мы не решим, что там безопасно… — …Крест, высеченный, предположительно, самим Антонием. Кто такой Антоний, знаешь? — Знает, конечно, — быстро сказала мама. — Не знаю, — сказал Женька. — Ты меня позоришь, — пробормотала мама со вздохом. — Основатели Лавры — Антоний и Феодосий… Так вот, этот крест высечен тем же инструментом, что и сама пещера — а ее, предположительно, копал Феодосий… Женьке пришлось преодолеть себя, спускаясь в темноту. В детстве у него было два повторяющихся сна: кошмар про метро и кошмар про лифт. Наверное, он не рожден для темных закрытых помещений. Тем более под землей. Рядом сопел оператор. Женька давно заметил — операторам хоть потоп, их интересует только то, что у них в видоискателе. Так и на стадионе — даже когда нашим забивают гол, операторы только и думают, чтобы его снять посмачнее. Циники… В стене стали попадаться ниши с мощами. Женька боялся покойников, даже таких древних. — А вот… — Максим обернулся, пропустил оператора вперед, посмотрел Женьке прямо в глаза. — Где-то здесь, по преданию, была келья одного затворника… То есть затворником он стал потом. А знаменит он был одной оригинальной ересью, он выдвинул предположение, что, мол, Иисус с двенадцатью апостолами были первой футбольной командой с тренером и запасным вратарем. Он и сам хотел команду собрать, но братия его не поддержала… Остаток жизни он прожил под землей… Там, чуть дальше, есть такая большая полость, просторная и подозрительно четырехугольная. Руками высечено. Так что не исключено, что он и под землей играл в футбол. А могилу его до сих пор не нашли… |