Онлайн книга «Год Черной Лошади»
Зачем я ему, думал Гай под непрерывный грохот грома. Именно я. Вроде как муравья взяли на ладошку, их сотни тысяч, в муравейнике, но попался именно этот, вот повезло… А может, побалуется — и отпустит?.. Крысолов смотрел, и совершенно ясно было, что ни одна Гаева мысль не умеет от него укрыться, Гай сидит перед ним совершенно понятный, как деревенский дурачок, как открытый букварь; ответом на косой насупленный взгляд снова была улыбка — ряд великолепных, первозданно блистающих зубов. — Смешно? — спросил Гай глухо. — Вы серьезным вообще не бываете? — Бываю, — добродушно отозвался Крысолов. — Но это зрелище не из приятных. Гроза выдыхалась. Гром не стрелял больше, как пушка, гром устало ворчал из-за реки, которая, наоборот, раззадорилась, раздулась и вообразила себя могучим потоком. Ливень сделался дождиком, дорога превратилась в сплошное желтое месиво. — Что теперь? — поинтересовался Гай угрюмо. — Теперь… — Крысолов рассеянно почесывал бровь. — теперь… Ты сумеешь здесь развернуться?.. Дождь прекратился вовсе. Машина то и дело пробуксовывала, Гай с ужасом думал о заглохших моторах и увязших колесах — что тогда, во исполнение обещания, на плечах его тащить?! — Послушай, парень… Так называемый «актуальный фольклор» — ты действительно думаешь заняться всерьез? Или просто случайно — старуха сболтнула, воображение заработало… А? Гай вздохнул. — Я вот к чему все это веду — история есть одна, как раз о здешних местах история, очень любопытная — и ты ее не знаешь. На что спорим, что не знаешь?.. — Дорога плохая… — пробормотал Гай устало. — Разрешите, я сосредоточусь. — Сосредоточься… Я же тебе не мешаю. Я просто чинно-благородно рассказываю историю… Вот, вообрази, много сотен лет назад в здешних краях свирепствовала эпидемия. Одни селения вымирали полностью, другие в ужасе разбегались… гибли в поле, гибли от зверей, от голода… Ты сосредоточься, сосредоточься, считай, что я сам себе рассказываю… Ну и вот, в одном селении появился человек, который придумал лекарство. Не вакцину, о вакцине тогда еще речи идти не могло… Но тот парень был учеником знахаря, травником, да вообще талантливым ученым — составил некое зелье, причем совершенно интуитивно… И вот, он вылечил-таки половину поселка, хотя и своей шкурой, надо сказать, рисковал… Страх, отчаяние, измученные темные люди… Да, смелый был парень. И упрямый. И сделал свое дело — тот колокол, что звонил у них по умершим… день и ночь звонил… колокол замолчал наконец. И настало время благодарности… Гай не отрывал глаз от дороги. Гай старательно объезжал размытые дождем выбоины — но слушал, слушал со все большим напряжением, и потому повисшая длинная пауза заставила его переспросить: — Отблагодарили?.. — Да. Еще как. Они объявили его колдуном. А знаешь, как во все времена поступали с колдунами? — Хорошо с ними не поступали… — Да уж. Чего хорошего в смолистом пятиметровом костре. Машина подпрыгнула, попав колесом на камень. — Они хотели его сжечь? — Хотели. Хотели и сожгли, будь уверен, потому что они тоже были люди обстоятельные, с характером, и любили доводить дело до конца. Гай молчал. Ему почему-то сделалось очень грустно. Прямо-таки тоскливо. — Сказка произвела на тебя впечатление? Машину тряхнуло снова. — Нет, — сказал Гай медленно. — Сказки справедливы. В сказке было бы — пациенты поклонились спасителю в ноги и назначили его князем… А то, что вы рассказали, скорее похоже на правду. — Какая разница, — усмехнулся Крысолов. — Все это было так неимоверно давно… — Все это повторяется много раз, и причем совершенно недавно, — в тон ему отозвался. — Со спасителями… поступают именно так. Впрочем, что я вам рассказываю, вы же лучше меня знаете… — Слушай, ну ты мне нравишься, — сказал Крысолов совершенно серьезно. — Кстати, тот парень, про которого речь, был совершенно молодой. А выглядел еще моложе своих лет — но не ребенок, чтобы жалеть. И не старик, чтобы проникнуться уважением… И он был не местный. Пришлый; кто знает, если бы он вырос среди сельчан — может быть… Гай осторожно на него покосился: — А вы так говорите, будто видели его своими глазами. — Да я ведь тоже в некотором роде… фольклорист. Так, останови-ка. Гай вздрогнул — за разговорами они подъехали к развилке; солнце пробивалось сквозь редеющие облака, и мокрая трава вспыхивала сочными, цветными огнями. — Вы потащите меня в Пустой Поселок, — Гай не спрашивал, а просто сообщал. — Да. — Не надо… — Послушай, мы ведь обо всем договорились, да?.. Идем-ка, покажу тебе одну вещь. Крысолов легко соскочил на землю, и Гай последовал за ним — через «не могу». Воздух и солнце — потрясающий коктейль, в другое время Гай вздохнул бы полной грудью и глупо улыбнулся, он и теперь поддался обаянию этого дня — на секунду, не больше… — Сюда, — позвал Крысолов. Он стоял в двух шагах от того, что Гай привык считать дорожным указателем. На самом деде это был двухметровый древесный пень с приколоченной к нему трухлявой доской. — Читаем, — торжественно объявил флейтист. — Что тут написано? Надпись масляной краской, гласившая «Объезд», была теперь ярко освещена полуденным солнцем. Корявая стрелка отправляла путника к завалу из камней и глины — там, на берегу, где носятся потревоженные стрижи… — Здесь написано, — глухо сказал Гай, — что не следует соваться, куда не следует. — Хорошо, — сказал Крысолов с видимым удовольствием. — Не следует, стало быть, куда не следует, и следовать никак не может… Кто поставил этот указатель? Гай коснулся столба кончиками пальцев. Растрескавшаяся кора была мокрой. — Смотри, — вкрадчиво улыбнулся Крысолов. Гай отдернул руку. Мертвый указатель ожил. Сперва показалось, что он покрылся сплошным слоем суетящихся насекомых, но на влажной коре не было ни муравьишки — просто столб стремительно молодел. Будто кинопленку в ускоренном темпе пустили назад; исчезла надпись, сделанная белой масляной краской, проступила другая, сделанная желтой, и еще одна — снова белой, и еще… Спустя несколько секунд «Объезд» исчез вовсе, а из трещин, щелей и пятен выступила совершенно другая надпись, темная, не очень четкая, на незнакомом с первого взгляда наречии. — Ну, парень, ты ученый человек, без пяти минут бакалавр… Читай. — Я не… — начал было Гай и осекся. Он понял, на каком языке сделана надпись — на его родном. Чуть не тысячелетней давности. Запах аудиторий. Профессор-филолог, плакаты и схемы, словосочетания, выводимые мелом на доске… |