Онлайн книга «Убить Ланселота»
|
Бирюзовый комочек выстрелил из зарослей иван-чая, едва не врезавшись в лоб Хоакина. – Прости, Хок. – Запыхавшаяся Маггара шлепнулась на плечо разбойника и принялась энергично обмахиваться передником. – Ох, я сейчас умру. Жара! Это ужас, ужас! Откуда взялись музыканты? Кто построил помост? За одну ночь! – Ты видела графа? – Да. Проходимец каких мало. Да еще под чарами. – Под чарами? Какими же? Прояснить этот вопрос Хоакин не успел. Неделикатные лапищи ухватили его под локти: – Капитан, пора. Все накрыто, тебя одного ждем. – Хорошо, иду, иду. Гостей вольные стрелки встречали с размахом. Хвойно зеленели салфетки на белых скатертях, чопорные камердинеры сновали туда-сюда с подносами. Подойдя поближе, Хоакин с удивлением обнаружил, что зубочистки сделаны в виде стрел, а корзиночки для пирожных стилизованы под мишени. – Сюда, господин капитан. Пожалуйста, господин капитан. Не оступитесь, господин капитан! Провожатые передавали Хоакина с рук на руки, как величайшую драгоценность. Его усадили, повязали салфетку. По левую руку оказался Такуан Тук, по правую – Дофадо. Д'Арлатана и графиню Антуанетту с почестями разместили во главе стола. Хоакин осмотрелся. Оловянные кружки, глиняные горшочки, деревянные лопаточки. Все великолепного качества, все тонкое, звонкое, искусное. Все расписано дубовыми листьями, белками и мельницами. – Этот граф д'Арлатан, – толкнул его в бок Реми, – оказывается, славный малый. Даже жалко будет грабить проходимца. Передай-ка жульен по-нищенски, Хок. Ты приуныл или мне кажется? – Кажется, – сухо отозвался Хоакин. – На самом деле я весел и доволен жизнью. – И это правильно, клянусь Эвтерпой! Графиня Антуанетта склонилась к Дженни: – Как вы думаете, сударыня, мюнетер и перепелка нири-пири сочетаются? Я бы, пожалуй, съела вон тот кусочек зайца. – Боюсь огорчить вас, милочка. У барона Монтиньяка в «Раздольном питании» сказано, что дичь земная враждебна небесным блюдам. – Ах, не трудитесь пересказывать эту ересь. Перпелка не птица, виллан – не человек. Но барон – душка, несомненно. Бокал бюфю? ~ Если вас не затруднит. Как особы благородного происхождения, графиня и Дженни быстро нашли общий язык. Дофадо ткнул Хоакина локтем в бок. – Надо приветственную речь саранжировать, – шепнул он. – Зачем? – Традиция такая. О том, что у стрелков появилась традиция приветственных речей, Хоакин слышал впервые. Но возмущаться по этому поводу было как-то не с руки. – Слушайте все! – прогремел баритон Дофадо, – Капитан говорить будет! На поляне установилась тишина. Умокла музыка, сотни глаз уставились на капитана с живейшим интересом. – Соратники мои, – начал Истессо, – Благородная вольница Деревуда. Он сделал паузу. Такуан Тук смотрел на капитана по-детски изумленно, приоткрыв рот. Дженни держалась чопорно, с аристократическим презрением. Здоровяк Требушет рядом с ней выглядел последней деревенщиной. Вот он, разбойный септет, подумал Истессо. Многих он знал лишь по картинкам в черной книге. Например, Инсельма – Пламенного Мстителя. Или Форика – Неудачливого Влюбленного. Истессо отыскал его взглядом. Лица Влюбленного не было видно, над столом возвышалась лишь лысина. На пирах Форик чувствовал себя не в своей тарелке. Это не метафора. Его соседям по столу приходилось держать ухо востро. Стоило зазеваться, и Неудачливый Влюбленный выгребал все подчистую. Неудивительно, что за время безутешной жизни в Деревуде он сильно раздобрел. Сосед Форика толкнул его локтем, и Влюбленный поднял голову. Лицо толстяка ничего не выражало – у дерюжного мешка мимика и то богаче. «Сколько же ему лет, бедняге? – подумал Хоакин. – Тридцать? Пятьдесят? Как звали ту единственную, ради которой он пришел в Деревуд? Помнит ли он?» – Я рад, что вы здесь, – начал он. – Потому что могу сказать все, что думаю. И вы поймете меня правильно. Разбойники взорвались аплодисментами. – Браво капитану! – послышалось с разных сторон. – Браво! Хоакин сделал недовольный жест, и крики смолкли. – Когда-то, – задумчиво начал он, – Деревуд назывался землей справедливости. Давненько, но я еще помню. Спросите себя сегодня: жив ли в наших сердцах вольный дух? Разбойники мы или погулять вышли? Хоакин чувствовал, что говорит не то. И не так. Но разбойники взорвались аплодисментами. – Браво! Браво! – слышалось со всех сторон. – Это он, наш капитан! – Режет правду-матку в глаза! Как всегда. Поднялась буря. Стрелки стоя аплодировали мятежному капитану. Реми все порывался сказать; наконец ему позволили, и он, расцвечивая повествование «фугами» и «тремолами», произнес ответную речь. И понеслось. – Хоакин! – прозвенел над ухом тоненький голосок. – Не верти головой, Хок. Это я, Маггара. – Что с д'Арлатаном? – Он не тот, за кого себя выдает. Но главное – Антуанетта! Она… – А теперь, – возвысил голос Реми, – овеянная девятилетиями традиция. Наш гость благодарит капитана за пир и вручает ему ценный подарок. Просим, просим господин д'Арлатан! Граф поднялся. В руках его поблескивала лаком маленькая плоская шкатулка. – Безмерно польщен, господа, – раскланялся граф. – Польщен и тронут. Вот мой дар. Примите с восхищением. Хоакин засунул шкатулку за пояс. – Премного благодарен, господин д'Арлатан. Вот только сдается мне, что вы продешевили… ваше ма-гичество. – Магичество? – Граф захихикал. – Боюсь, вы меня с кем-то путаете. Истессо вытащил из ножен шпагу: – Отнюдь. Вы – Бизоатон Фортиссимо, шарлатан Тримегистии. – Хок, опомнись! – закричал Реми. – Он же ни капли не похож! Острие замерло в дюйме от горла д'Арлатана. – Наш шарлатан – маг. Всем известно, что он меняет лица, как перчатки, а перчатки, как убеждения. Прошу, ваше магичество, снимите маску. – Не узнал, брат… плохо, – отозвался тот. – А ведь мы с тобой давно знакомы. – Ай-яй-яй, – произнес женский голос, – стыдно, Истессо. Меня вы совсем не принимаете в расчет? Какая беспримерная политическая глухота! – И слепота, – поддержал граф. – И насморк. Антуанетта провела ладонью над лицом, и о чудо! – внешность перезрелой сухонькой красотки развеялась словно облачко мела. Рядом с графом стоял коренастый человек в фиолетовом колете с буфами, при шпаге и ордене Зверя. На правом глазу оборотня красовалась черная повязка. Голову украшала шляпа с короной и серебряными рунами. |