Онлайн книга «Убить Ланселота»
|
– Приветствуйте своего шарлатана, мерзавцы! – произнес он. – Но как же… Бизоатон… Д'Арлатан также разлетелся облачком мела. Вместо него стоял невысокий худенький юноша, похожий на галчонка. О нем Хоакин до-чиха мог бы порассказать многое: Неддам де Нег, первый министр, был частым гостем в Деревуде. – Как вам маскарад? – весело поинтересовался одноглазый. – Похоже, наша маленькая проказа удалась. Оцепенение среди разбойников длилось недолго. Верноподданнический дух победил; грянули аплодисменты. Реми склонился перед шарлатаном: – Выше всяческих похвал, ваше магичество! Д'Арлатан – не шарлатан. Шарлатан – не д'Арлатан. Очень неожиданно. И ново! Примите мои поздравления! – Но где же Бизоатон? – тупо повторял Хоакин. – Все просто, друг мой. – Неддам выдержал торжественную паузу. – Тримегистийский шарлатан Бизоатон Фортиссимо скончался два дня назад. Перед вами – новый шарлатан Тримегистии, его магичество Фью Фероче. Одноглазый раскланялся. – Шарлатан умер, – разнеслось над лесом, – да здравствует шарлатан! – Это не все, – продолжал первый министр. – Истинная цель нашего визита – проверка состояния дел на местах. Недавно пришла анонимка… – да, сударь! – сообщающая, что в Деревуде неладно с показателями ограбляемости. Проверив обстановку, мы утверждаем, что факты, изложенные в письме, подтвердились. – Вредитель! – заорал Реми, указывая на Хоакина. – Он, он! Развалил хозяйство! Взять его, ребята. Хоакин поднял голову. Разбитую скулу саднило, в висках шумела кровь. Скрученные за спиной руки онемели и стали совершенно чужими. Ай-яй-яй! Стыдно, братец. Можно понять того Хоакина, что впервые пришел в Деревуд. Двадцать три – не возраст. Можно тешить себя иллюзиями, верить в людскую честность и порядочность. Но сто двадцать три – это иное. Пора уж соображать что к чему. Все-таки в чем-то Бизоатон промахнулся со своим заклятием… После каждого чиха стрелок становился прежним. Прежним, да не совсем. Он забывал все, что с ним произошло, на нем заживали раны – даже самые серьезные. Даже увечья. Но уверенность в себе, внутренняя сила никуда не исчезала. У проклятия не было власти над душой Истессо. Конечно же анонимку написал Реми. И он же сменит Хоакина на посту капитана стрелков. Что ж… Бог в помощь. Тому, кто впустил предательство в земли справедливости, долго не продержаться. Разбойники сами расправятся с ним. Пока же надо разобраться с насущными бедами. Разрезать веревки, стянувшие руки. – Маггара, – позвал Хоакин. – Ты где? – Я в чайнике, Хок, – послышалось над головой. Голосок феи звенел приглушенно, словно из колодца. – Они подушку сверху набросили. Помоги, Хок! Пятно закатного солнца высветило гобелен на стене. Заблудившийся в лубочном лесу олененок смотрел на разбойника со страхом и надеждой. – Сейчас, Маггара. Все сделаем. Разбойник заерзал, пытаясь подтянуть ноги к животу. Связали его бестолково, но надежно: просто примотали спиной к ножке стола. Казалось бы, пара пустяков: поднять стол, опрокинуть… но – мешала кровать, не давая подогнуть ноги под себя. – Маггара, приготовься. Я раскачаю стол и сброшу чайник. – Не надо, – взвизгнула фея. – Я высоты боюсь! – Ты же умеешь летать, – удивился стрелок. – Какая разница. Это экзистенциальный страх. Такие бывают, я читала! Экзистенциальный… Слово-то какое. Хоакин уперся ногами в кровать и принялся раскачиваться. После третьего толчка чайник кувыркнулся со стола. – Хок! Ах! – Вокруг разбойника закружилось бирюзовое пятнышко. – Ты живой? Я так переволновалась! – А что со мной случится? – У тебя синяк под глазом. – Пустяки. Чихну разок – все пройдет. Лучше нож отыщи. Или ножницы. В камине зашуршало. Осыпались полуобгоревшие поленья, мелькнул золотистый отблеск на полу. – Ножа нет, – деловито сообщила фея. – Есть маникюрные ножнички. Сгодятся? – Давай. Печальная саламандра выбралась из кучи пепла. Припухший от слез носик сморщился, чешуйки светились тускло-оранжевым. Маггара радостно встрепенулась: – Инцери вернулась! Очень вовремя. Поможешь нам? – Ага. – Саламандра безучастно посмотрела на фею. – Только моя жизнь кончена. Он меня разлюбил. – Кто именно? Инцери выудила из ведра кусок угля и принялась жевать. – Дамаэнур. Он сказал (чавк-чавк), что ему нравятся прямые волосы (чавк-чавк). Ну да, конечно. Он видит идеал женщины воздушным и утонченным, (чавк) Исполненным грации (чавк-чавк). Он не сказал, конечно, что у меня толстая попа. Но это подразумевалось само собой. Ящерка всхлипнула, ей было очень себя жалко. Фея отбросила ножницы и спорхнула к подруге. – Да ты что? – обняла она элементаль за плечи. – Брось уголь, слышишь? Не наедайся на ночь сладкого! – Какая разница. – Инцери страдальчески поморщилась. – Вам камин растопить? Пожалуйста. Пользуйтесь жаром разбитого сердца… Все равно моя жизнь кончена. – Инцери, ты можешь что-нибудь сделать с веревками Хоакина? – Могу сгрызть. Пожалуйста! Это такой пустяк. И пусть, пусть у меня будет несварение желудка. Пусть разобьется мое бедное сердечко… Я буду лежать на смертном ложе – неприступная, бледная, в черном платье с открытыми плечами, – а он придет, движимый раскаянием, но будет поздно! Веревки? Что вам еще сгрызть? Ящерка протопала к Хоакину и вскарабкалась на ножку стола. Запахло паленым. Затрещало пламя, разбойник извивался и подпрыгивал, а Инцери все глубже и глубже уходила в трясины самоуничижения: – Буду страдать тихо, беззвучно… Жизнь, посвященная только ему, ему одному!… – Левее бери! – командовала Маггара. – Стой! Это уже не веревка. В этот момент в дверь деликатно постучали. – Эй, Истессо, – донеслось с улицы. – Истессо, ты меня слышишь? Фея и элементаль нырнули в ведро с углем. – Кто там? – заворочался Хоакин. – Кого звери принесли? – Это я, Фью Фероче, твой шарлатан. Могу ли я войти? – Входите, ваше магичество. Всегда рад гостям. – Благодарю, Хоакин. Сквозь дверь потекли струйки фиолетового и серого тумана. Проникая в хижину, они сплетались в кружева и бархат, вылепляли из себя сапоги, панталоны и жабо. Последняя струйка улеглась на плечах, распухла бледным облаком. Из тумана сгустилось лицо. Волосы тусклыми прядями упали на воротник, черная повязка пересекла скулу и лоб. Фероче огляделся: – Не по-людски как-то вышло. Связали, бросили… А ведь ты им не чужой. |