Книга Убить Ланселота, страница 41 – Андрей Басирин

Хоакин промолчал. Лиза была единственной, кого он помнил из прошлой жизни, исключая Бизоатона Фортиссимо. Неужели заклятие дает сбой?

Крылатая тень упала на страницу. Маггара приземлилась на плечо разбойника:

– Инцери, марш отсюда. Иди Лизе помоги, – и к Хоакину: – Хок, вот твой чай. О чем читаешь?

– О Доннельфаме. О том, как я отправился просить помощи у герцога Розенмуллена.

* * *

Всякий, кто приезжает в Доннельфам, скоро приходит к выводу, что в городе зреет смута. Но это верно лишь отчасти. Город живет в состоянии бунта веками. Не существует типа правления более консервативного, чем Доннельфамский бунт – бессмысленный и беспощадный.

Приглядитесь к ратушной площади. Она бурлит и колышется. Бюргеры всячески выражают свое неповиновение. Нигде не создается столько революционных теорий, как в Доннельфаме.

Тем не менее это очень спокойное и приятное место. Если вы не любите общественных потрясений – добро пожаловать в Доннельфам.

Мир Террокс. Путеводитель д-ра Живокамня

Хоакин во владениях Розенмуллена оказался впервые. Лиза нет. На пути в Циркон она проезжала Доннельфам в закрытой карете. Но когда она проделала щелочку в занавеске, госпожа Ляменто обозвала ее потаскушкой.

С Доннельфамом у шестидесятилетней жертвенной Девы были связаны тягостные воспоминания. Проклятый герцог Розенмуллен когда-то оказался «пфуй-негодником» – по меткому выражению служанки Кантабиле. То ли на него снизошел неуместный гуманизм, то ли поскупердяйничал он – однако жертву, предложенную Летицией, не принял. С тех пор госпожа Ляменто ненавидела его всем пылом своего нерастраченного девичества. Все, связанное с Доннельфамом, вызывало у настоятельницы живейшую неприязнь. Лиза просто попала под горячую руку.

В карете с закрытыми окнами – сами понимаете Доннельфам Фуоко знала поверхностно. Когда Хоакин назвал город сонным и унылым, она согласилась. Сложно было не согласиться.

Путешественники проходили мимо буйства страстей, искрометного карнавала интриг, а видели – толстых бюргеров, степенно расхаживающих по площади с кружками пива в руках, да застенчивых девиц на скамеечках в парке. Девушки читали книги в суконных обложках и краснели. С точки зрения доннельфамской морали их поведение было вызывающим и непристойным. Любая бюргерша скажет, что это распутство так откровенно навязываться мужчинам.

Но юность плюет на условности. Мимо скамеек прохаживались белокурые юнцы в узких сюртучках, все как один – записные сердцееды и донжуаны. От разговоров, которые они вели, за версту веяло либерализмом и свободой духа:

– Что насчет духовной лимонады, Ганс? Не правда ли, старина Кант задал им перцу со своим картогромическим империалом?

– Я склоняюсь к современным теориям, Гюстав. Все эти вазисы и раскройки меня попусту фрустрируют.

Девушки на скамейках сладко обмирали от таких слов. Какая раскованность мысли! Какое вольнодумство! И еще усердней прятали симпатичные веснушчатые мордашки за обложки книг.

Сегодня все было можно. Дух свободы веял над ратушной площадью Доннельфама. В том, как топорщились волосы на подбородке фрау Инги, как важно и заговорщицки подмигивал кельнер в пивной, гоняя по мокрому подносу серебро, – на всем чувствовалась печать вольномыслия. Даже строгие готические башенки приобрели вид неуловимо революционный. Еще чуть-чуть, казалось, и они склонятся к вольностям рококо и барокко.

Но Лиза и Хоакин этого не замечали. Чутче всех атмосферу города уловила Инцери. Она высунула нос из кармана стрелка и принюхалась.

– А здесь празднично, – заявила она.

– Разве?

– Точно-точно. Уж я-то знаю толк в праздниках. Я есть хочу.

– Я тоже проголодалась. – Лиза огляделась. – Может, заглянем в тот симпатичный погребок? С рыжим великаном на вывеске?

Хоакин возражать не стал. Погребок так погребок. Тяжелая дверь распахнулась. Путешественники нырнули в гостеприимный полумрак «Бородароссы».

За дверью остались тягучая августовская жара, пыль и раскаленные камни мостовой. «Бородаросса» встретил путешественников прохладой и уютом. Тем самым патриархальным уютом, которого безуспешно добивались цирконские трактиры.

Крепкая деревянная лестница вела в общий зал. Плотник, ее сколотивший, хватил через край в своем увлечении осадной техникой. Лестница вышла – хоть сейчас строй баррикады и воюй. Прямое попадание из катапульты она бы пережила.

Хоакин спустился в зал. Погребок дышал основательностью. На столах могли гарцевать буцефалы и першероны. Бойницы в стойке с бочонками располагались так, что позволяли держать под обстрелом весь зал. На стенах висели гравюры с изображением могучих крепостей. В углах красовались щиты и знамена.

Вы спросите, кто же заглядывал в кабачок? Очень и очень многие. Посетителей всегда хватало. Например, заседания «Доннельфамского фортификационного Клуба» всегда проходили в «Бородароссе».

Военный стиль навязывал посетителям свои правила игры. Бюргеры прятались за стрелковыми щитами, выжидая удачного момента для атаки – на каплунов и маринованных зайцев, на лососину и рагу из пяти сортов мяса.

За стойкой стоял хозяин. Его нескладная фигура на фоне тяжеловесных щитов смотрелась трогательно и беззащитно. Чем-то он был похож на черепаху: то ли морщинистой шеей, то ли выпяченной, словно клюв, верхней губой. Погребок служил ему панцирем. Выражение «мой дом – моя крепость» родилось в стенах «Бородароссы».

Хоакин и Лиза уселись в самом углу, подальше от всевидящих бойниц стойки.

– Что будете заказывать? – поинтересовался хозяин. – Есть великолепные цыплята, вейнрейнское вино. Пирожки неплохо удались. Блинчики с муженевским сыром – пальчики оближете.

Он выжидающе глянул на Хоакина. Маггара что-то зашептала стрелку на ухо. Тот внимательно выслушал и кивнул:

– Хорошо. Так и сделаем. – Он повернулся к хозяину: – Итак, уважаемый, мы бы хотели вот что.

– Слушаю вас внимательно, сударь.

– Перво-наперво блинчики. Печеного хлеба, супа из цветной капусты – я слышал, в Доннельфаме он великолепен, – и куропаток. Букет цветов, – тут Хоакин задумался, – лучше чайные розы. И еще жаровню с угольками.

Хозяин выслушал заказ не моргнув глазом:

– Пить что будете? Могу предложить из погребов герцога.

Маггара вновь зашептала.

– Не надо герцогского. Мы простые путешественники. Дайте того, что в маленьком бочонке, под старым фартуком вашей жены.

– Рад встретить знатоков. Немногие в нынешнее время ценят хорошее вино. Вам записать на счет праздника?

– А?… Неважно. Главное, несите побыстрей. Мы проголодались.

– Будет сделано, господа.

Готовили в «Бородароссе» быстро. Четверти часа не прошло, как сонная толстозадая девица в хрустящем белом чепчике принесла супницу. Словно по волшебству стол украсился салфетками. Появилась терракотовая ваза. Чайных роз не нашлось, но Маггара и лилиям обрадовалась. За время пути она сильно изголодалась по оранжерейным цветам. Полевые, лесные, луговые – это прекрасно, но иногда хочется побаловать себя чем-нибудь экзотическим.