Онлайн книга «Вурди»
|
— Я нашел ее за пазухой. С утра. — Ну и что? — в третий раз спросила Таисья. — Она обматывала палец. Ею. — Послушай, ты сам придумал это, да? — Иногда мне кажется, я слышу ее голос. Она так обрадовалась, когда я пришел. Она сказала: «Вот здорово, а я думала…» И палец. При этом обматывала палец. Этой самой тряпкой. Странно, что я никогда не видел раньше. Ее крови… — Послушай… Не может быть. А когда вы с ней, ну, сам понимаешь… В первый раз?.. — Ты же знаешь. Это женщина делает сама… — Да, верно. — Таисья усмехнулась. Мужчина не должен видеть кровь. Так говорила ее бабка. Так учили всех дочерей. И, пожалуй, впервые она задумалась — почему? — Она капала на пол, — задумчиво сказал Керк. Он снова сидел, обхватив голову руками, и в такт словам раскачивался из стороны в сторону. — Ее было много. Очень. Никогда не думал, что у рыбы такие острые плавники. — Острые. — Таисья усмехнулась. — Я тоже не видела его крови. — Чьей? — Тисса. — Странно, — сказал Керк. Он вдруг перестал раскачиваться, хмуро из-под руки посмотрел на Таисью: — Мы столько ходим по лесу. Это ж лес! Рано или поздно зацепишь какой-нибудь сучок и… — Он умеет ходить по лесу, — сказала Таисья. — Так не бывает, — уверенно сказал Керк. — Бывает. Ни одной царапины, — почти с гордостью сказала она. — Тогда он — береженый, твой Тисс. — Да. — Он мог порезаться дома. — Нет. — Ты могла поцарапать его, когда… — Не могла. — Вот как?! А моя могла. — Ты пришел утром, Керк… — Нет! Я помню. Они спали. Было поздно. «Тсс! Не разбуди». Она не хотела, чтобы дети проснулись. Она хотела, чтобы я… Я же помню! Помню! Это не сон! А потом, — он стиснул зубы с такой силой, что Таисья услышала, как хрустнули его желваки, — потом не помню. Или помню? — Керк разговаривал сам с собой. — Это сон. Страшный. Вот. Сейчас. Будто мелькнуло что-то… Понимаешь?.. — Керк, — женщина осторожно коснулась его плеча, — не надо, Керк. Этого не может быть. Ты же любил их. И потом… Ты же не зверь, Керк. — Да. Зверь. Там был зверь, — согласился охотник и тут же добавил: — Там был я. Я — вурди, — вдруг обреченно сказал он. — Их нет. Сказки это. — Мне страшно, Тай. Я хочу есть. Я не хочу в лес. Там я стану… Опять… Я помню. Я помню, как… Почему от тебя так странно пахнет, Тай? От моей пахло не так… Она пустила-таки его в сараюху. Тогда. Поднялась с травы (охотник все еще сидел, обхватив голову руками). Открыла дверь: — Входи. Обойдусь. Как-нибудь… Керк удивленно взглянул на женщину. Встал. Не говоря ни слова, подошел к сараюхе. Повернулся к хозяйке: — Это не обязательно. Главное, что ты… Она кивнула: — Я поняла. Он вошел. Она заперла дверь. Как же там чавкало, сопело, рычало то, что совсем недавно было всего-навсего Керком! До сих пор Таисья не могла забыть эти страшные звуки. А потом… Потом потянулись мучительные годы неизвестности, когда она со страхом ожидала возвращения мужа из леса (уж не поцарапался ли он?), со страхом смотрела, как ловко разделывает он охотничьим ножом принесенную с охоты дичь. Со страхом ласкала по ночам его пахнущую лесом и дымом костра кожу… Прислушивалась к своему телу… Приглядывалась к соседям и соседским детям… Потому что поняла — наводящее ужас на жителей поселка оно таится вовсе не там, где его привыкли искать, вовсе не в лесу. В людях. В них самих. «Я — вурди», — подумала Таисья, стоя на крыльце и с усмешкой наблюдая, как быстро теряют человеческие лица те, кто еще совсем недавно… О! Какое облегчение знать! Спасибо зверенышу. Спасибо Тиссу, который привел его… О! Эти глаза! Заглянув в них, когда звереныш стоял на пороге, удерживаемый сильной рукой мужа, Таисья заглянула в саму себя… И когда муж почти тотчас ушел разгуливать по поселку в своей страшной маске (если бы он знал, как близка к истине эта жуткая игра!), она, глупая, радовалась, она, глупая, еще надеялась, что успеет убедить себя в том, что все ее чувства — неправда, все внезапно всколыхнувшие тело желания — лишь случайная прихоть, отголосок, эхо (чего?)… Причудливая игра, вроде той, которой с такой невинной страстью предавался Тисс… Лучше бы он не возвращался, ее бедный, бедный муж! 5 Детская ручонка неловко толкнула дверь. Дверь, скрипнув, приоткрылась. Не дверь — узкая щелочка глаз… За дверью была зима. Белые хлопья, как мотыльки, впорхнули в прохладные сенцы. Девочка неумело подставила ладони — некоторые из мотыльков тут же опустились на них, приятно холодя непривычно гладкую кожу. Девочка переступила с ноги на ногу — новое тело плохо слушалось хозяйку: приходилось опираться на бревенчатую стену. Чтобы не упасть. Новое тело было куда хуже старого. Оно чувствовало дыхание ветра, ночи, зимы… Оно было беспомощным и слабым. Ему было холодно. Очень. Хотелось вернуться обратно, забраться под теплую шкурку-одеяло, под которой так уютно, так сладко спалось еще недавно… Девочка шмыгнула носом. Снова, уже посильнее, толкнула тяжелую дверь. И снова дверь недовольно скрипнула: мол, куда ж ты, там холодно, там ночь, там… Девочка видела и сама. Темные перила. Крыльцо. Спину стоящей на крыльце женщины. Выше — темное небо. Звезды. В разрывах облаков — круглобокую луну. Красные отблески на снегу — она знала: это след огненного чудовища, которым повелевали те, в чьем обличье находилась она сейчас. Как холодно! Можно вернуться в дом. Можно идти вперед. Там свобода. Там лес. Там жизнь. И огненное чудовище, которое иногда греет, но куда чаще с хрустом пожирает густую волчью шерсть, оставляя после себя бурые подпалины и запах горелого мяса. Девочка сморщилась — фу! Прислушалась. Тонко подвывал ветер. Похрустывал ветками огонь. Кто-то громко сопел, рычал, чавкал, потявкивал… совсем рядом. Возле крыльца. Этот кто-то был не один. Этих «кого-то» было много. И звуки, которые они издавали, были такими знакомыми… родными, что у девочки вдруг сжалось сердце… |