Онлайн книга «Бог одержимых»
|
Я увидел, что все трое смотрят на меня. И молчат. — Чего уставились? — я почти закричал. Я был на грани истерики. — До ветру мне надо. Отлить! Писать хочу! Они с минуту шушукались, а потом Виталий сказал: — Валяй. Только недалеко. К вещам не подходи, а на конвой не обращай внимания. О вещах я бы и не вспомнил, а про "конвой" понял, только когда двое бандитов пошли за мной. — Ну и хрен с вами, — сказал я, развязывая узелок на брюках. — Глядите, как мы это делаем у себя, в России. Но такие подробности их не интересовали — отвернулись в негромком разговоре. Справившись со своими делами, я возвращаться не стал. Вылез на ближайший валун и стал "смотреть горы". Приятное занятие, я вам скажу. Казалось бы — камень, но столько форм, причуд, изгибов… теней неясных переливов, души взлохмаченной этюд. Забавно, как мы с Катькой познакомились. На свадьбе… разумеется, на свадьбе — мое рабочее место. Тамада, куплетист, мастер импровизаций… Так написано на моей визитке. Массовик-затейник, словом. Я Катюшу еще на поздравлениях приметил. А потом, как ребята сто первый раз Мендельсона отыграли, шепнул ей: "нельзя быть такой красивой, девушка. Могут украсть". А она мне ответила: "скорее бы…" Хорошо сказала. Ключик что надо! Я тогда ей весь вечер баллады пел. Под "Everday", конечно. Все на одну тему: "скорее бы"… о тщетности борьбы… с гламуром, о точности стрельбы… Амура, превратности судьбы… авгура… Жека душевно струны перебирал, Вадяня барабаны оглаживал. А я аккордеону едва меха шевелил. Гармошка — мой конек: правая рука не знает, что делает левая. Хорошо тогда скатили. Не Джим, Дон, Дэйв, конечно. Но и не "Варвара жарит кур", между прочим. Спелись, чего там. Не первый год… А ведь уже тогда мой внутренний голос не молчал. Ведь я и есть авгур. Ну, как же: рифмач — носитель тайного знания. Чем не повод для изгнания? Вот такое наказание… Они думают, что нанизывание слов на прутик — дар Божий. А по мне — обуза. У всех правильные занятия и понятные желания: к чему-то стремятся, чему-то учатся, где-то работают. А я навечно прикован к праздничному столу: мне рады, потому что я — душа общества. Убери общество — и нет меня, все — пустая болтовня, эх! полцарства за коня!.. Позади зашуршало. Я испуганно обернулся. Так и есть. Зовут. Руками машут. Рисковать здоровьем не хотелось. Поэтому я без споров спустился с валуна и вернулся на площадку перед скалой. У стены сидел Гарсилас и промачивал разбитые губы антисептической салфеткой. Виталий не изменил своего положения. Только разулся и старательно разминал щиколотку правой ноги. Больше никого не было. — А где все? — спросил я. — Уже соскучился? — улыбнулся командир. — Присаживайся. Сторговались, вроде. Но придется немного поработать. Так просто не отпускают. — И что? — Нашкодили мы крепко. Оказывается тут у них кладбище, прямо в горе. Здесь, неподалеку, пещера, они там своих покойников складируют. А скала, что я краской подмазал, — окно в мир для усопших предков. И через это "окошко" их предки за нами уже тысячу лет подглядывают. А я, значит, им бельмо на глаз посадил… Что еще? Это он заметил, как я судорожно вздохнул. — Да видел я этот глаз, — признался я. — В бинокль. — И можешь забыть, — благодушно успокоил Виталий. — Суеверия и темнота. Твоя задача залезть наверх и затереть маркер. После этого обещали отпустить. — Затереть? Это же мел! Он в породу впаивается. — У нас есть немного краски. Граффити никогда не увлекался? "Задуешь" и мать его… Отсюда никто не разберет: стерли или закрасили. — А дед руки не вырвет, когда я ступеньки колотить буду? — Никаких ступенек, парень, — с непонятным воодушевлением сказал Виталий. — Впрочем, они разрешают взять все, что не царапает камень… — Погоди, — остановил я командира. — Ты хочешь сказать, что отправляешь меня наверх без ступенек? Без гвоздешлепа и страховки? — Ну, положим, страховка у тебя будет, — заметил командир. — Нижняя. Обеспечишь кулачковыми закладухами, у нас их три. Дам тебе два хороших каната по десять метров. За сегодня еще успеешь сделать пару десятков этапов по четыре-пять метров каждый. Я присмотрю щели для клиньев… — Почему четыре-пять метров? — тупо спросил я. — Потому что больше семи метров свободного падения никакая веревка не выдержит. — А я, значит, выдержу? — Во-первых, выдержишь, я тебе из ремней беседку на задницу навяжу, так что тряхнет крепко, но жить будешь. Да и веревки у нас маммутовские, с приличной динамикой. Не резинка, конечно, но душу не выдернут… — А во-вторых? — А во-вторых, не падай, — усмехнулся Виталий. — Ты с ума сошел! — мне даже горло сдавило от ужаса. — Это две с половиной сотни метров! Без ступеней? Крючьев? Это ты фанат гонок по вертикали! А мне нравится, когда жопа на асфальте. — А ты, значит, фанат "жопы" и "асфальта"? — брезгливо осведомился старший. — Или вопли заморских клоунов тоже в этот список входят? Тут я не понял, — это он "Nobody`s Fools" имел ввиду? Но давать оценку его неожиданной эрудиции не стал. Другой вопрос показался более важным: — Почему бы тебе самому не полезть? — Я бы с радостью, — сказал командир. — Час туда и два обратно. Да не могу. Видишь, что черти с ногами сделали… Я присмотрелся и подосадовал за свою невнимательность. Лодыжки его ног тонули в багровых опухолях. — Не сломаны, — пояснил Виталий, — но перебиты. Так что после восхождения, тебе еще придется отнести меня к машине. И для нашей команды эта стенка в ближайшие две недели — последняя. Рад? — А пахану местному западло было тебе ноги вправить? — Гуллосу? — уточнил Виталий. — Аймаре. — "Аймара" — это племя. Все, что ты видишь вокруг, — их горы… — Ты не увиливай, командир. Почему бы Гуллосу не починить тебе ноги, как он это сделал с челюстью? — Может, сходишь к нему в кишлак и сам об этом спросишь? — Что-то не хочется. Ты же знаешь — боюсь одиночества. А если откажемся? — Убьют, — спокойно ответил командир. — Палками? — Это не палки. Они называют их "макана". — Да, — кивнул я. — Это очень важно. И много ли макана может против СВД? — Сотня макана против одной винтовки? — прищурился Виталий. — Тогда давай убежим. |