Книга Аномалия, страница 17 – Вик Тори

Еле волоча ноги от усталости, я отправилась в подвал. Мама сидела в кресле и, наверное, в тысячный раз рассматривала альбом со старыми семейными фотографиями.

— Привет! Ты как? – я поставила ужин на прикроватный столик.

— Нормально. Только голова болит немного, — ответила мама и отложила альбом в сторону. — Я уже испереживалась. На работе задержалась?

— Да. Так получилось.

Пока мама ужинала, я взяла альбом и вспомнила про видеодосье, собранное на меня в Центре евгеники.

— Мам, ты кому-нибудь фотографии наши давала?

— Кому я могла дать?

Действительно, глупо спрашивать об этом человека, который в последний раз видел солнечный свет лет -дцать назад.

— А что?

— Да так, ничего. Просто сегодня я видела снимки, о которых даже не знала.

— Где видела? – удивилась мама.

— Ладно. Не важно.

Мама нахмурилась, но расспрашивать дальше не стала. И хорошо.

Меня мучил еще один вопрос: почему она никогда не говорила, что мой дед был одним из разработчиков процедуры нановкрапления? Задать этот вопрос прямо я не решалась. Если она скрывает что-то, никогда не признается. Такой характер. А мой допрос может вызвать ответную волну и придется рассказать, откуда мне все это известно. Я решила молчать. Пока.

Послышался звук открывающегося люка. Мы, как тараканы, тут же затихли. В подвал, как шаровая молния, с треском закатился Глеб. Застыв в проходе, он метал бешеный взгляд то в меня, то в маму. Взъерошенные волосы, сжатые кулаки, налитые кровью глаза… на мгновение мне показалось, что он сейчас убьет нас обоих, и я даже не успею узнать, за что.

— Сука! – просвистел он сквозь зубы. – Сука!

Глеб размахнулся и чем-то швырнул в меня. Я успела закрыть лицо. Рука заныла от боли.

— Анечка! Глеб не надо! – закричала мама и бросилась ко мне.

Я открыла лицо и посмотрела, чем он запустил в меня. Возле кресла валялась баночка с противозачаточными таблетками.

Глеб быстрыми шагами пересек комнату, схватил меня за ушибленную руку и выкрутил так, что я, как марионетка, заплясала на цыпочках.

— А теперь слушай меня внимательно, сука! Даю тебе месяц. Если ты снова надуешь меня, клянусь, сразу же сдам и тебя, и твою мамашу! — Глеб дышал мне прямо в лицо. От боли и страха у меня хлынули слезы.

— Глебушка, не надо! Пусти! – мама пыталась разжать его пальцы, впившиеся в мою руку.

— Поняла? – он выкрутил мою руку еще сильнее.

Я взвыла от боли.

— Ты меня поняла или нет? Отвечай, гадина!

— Поняла!

Глеб оттолкнул меня и подошел к люку.

— Помни, что я тебе сказал! — прошипел он и поднялся наверх.

Я тут же бросилась за ним и заперла люк. Мама дрожала и всхлипывала.

— Анечка, что случилось? Что с ним?

Стараясь унять наступающую истерику, я подняла баночку с таблетками.

— Что это?

— Противозачаточные.

— Откуда?

Я промолчала. Какая теперь разница. Но как Глеб нашел их? Я каждый раз принимала их тайком и потом прятала. Неужели он рылся в моих вещах? Или, может, стал подозревать меня в обмане и каким-то образом проследил?

Но это уже не имело значения. Он нашел таблетки, решил шантажировать меня и выбрал удобного заложника – маму. Я не сомневалась, что он так и сделает – настучит в спецотдел. Только что он имел в виду, когда сказал «даю тебе месяц»? Неужели он думает, что я теперь лягу с ним в постель? Да и какое значение имеют эти таблетки, если мы уже давно не переносим друг друга?

Я металась по комнате. Мысли сводили с ума. Мама немного успокоилась и только затравлено смотрела на меня.

— Я знала, — сказала она, вытирая слезы.

— Что знала?

— Что ты не хочешь ребенка.

— Не хочу от этого идиота! Ты же видишь, он ненормальный! Не знаю, что с ним стало, но он как будто с катушек съехал.

— Надо было честно сказать, что ты пока не хочешь. Он бы понял.

Мама пыталась защитить Глеба. Она всегда считала его человеком порядочным и была благодарна, что он «приютил» ее. «Другой бы не стал терпеть» — часто повторяла она.

— Ничего он не понял бы! Ему нужно только повышение. На меня и на ребенка – плевать!

— Нет, Анечка, мне кажется, это ты не хочешь. Вот и все.

Я не нашла, что ответить. Да, я действительно сомневалась. Не в этом мире, не в таких условиях должен родиться мой ребенок. По ночам меня мучили кошмары. Мне снились уродливые младенцы, маленькие тельца в банках, в формалине. Я знала больше, чем остальные. И поэтому боялась тоже сильнее всех.

Минуя одну ловушку, я угодила в другую. Если бы не мама, в тот же вечер собрала бы вещи и ушла. Но даже просто уйти из дома я не могла. Самый главный багаж мне было некуда деть: маму не перевезти и не оставить.

— Анечка, поговори с Глебом. Помиритесь, я вас прошу.

— Ты хочешь, чтобы он убил меня?

— О, Господи! Не говори так, — перекрестилась мама.

Я села в кресло, подобрала ноги и спрятала лицо в узел ноющих рук. Постепенно мысли стали путаться, смертельная усталость переходила в тяжелый сон. Теплые руки погладили мои пальцы, и что-то мягкое легло на плечи. «Только бы больше не проснуться», — блеснула мысль и скользнула в темноту.

* * *

Утром, проснувшись не в своей комнате, я с трудом вспомнила события накануне. Голова гудела как с похмелья, ноги от долгого сидения в кресле затекли, спина не разгибалась. Мама еще спала. Она плохо засыпала по ночам, только под утро, устав от бессонницы, начинала дремать. Я решила не будить ее.

Прислушавшись к звукам наверху, я отперла люк. Рука после вчерашнего ранения опухла и болела.

— Анечка! – мама все-таки проснулась. — Ты куда?

— Сейчас вернусь.

— Доченька, поговори с Глебушкой, помиритесь, я вас прошу. Вам еще детей рожать.

— Не хочу больше говорить об этом. Никаких детей!

— И что тогда? Что будет?

Я задумалась. Откуда мне знать, что будет? Если подам на развод, он, скорее всего, попытается отомстить и выберет самый верный способ. Надо готовиться к худшему.

— Все будет хорошо, не переживай, — ответила я.

— Ты умная девочка, ты все сделаешь правильно. Бог тебе поможет.

— Поможет, поможет… Спи, я скоро приду.

Я поднялась наверх. В доме было тихо. На столе в гостиной валялись какие-то бумаги, обертки от фаст-фуда, стояла чашка с недопитым кофе. Значит, Глеб всю ночь провел здесь. Караулил, когда я выйду из подвала. Не дождался, пришлось покинуть пост и отправиться на работу. Мне повезло. Было самое главное – время, чтобы что-то предпринять.