Книга Ванильный запах смерти, страница 57 – Анна Шахова

– Да ты стальная леди! Задатки коммерсантши, выдрессированные в «Под ивой», дали свои сумасшедшие плоды, – искренне восхитилась Люша подругой.

– Ну, наверное, так вышло. Жизнь заставила. – Дарья то ли оправдывалась, то ли не хотела выказывать гордости и скрывала ее за смущением.

– Значит, можно и в этом адском котле вариться и выживать?

Дарья задумалась, принялась по новой привычке покусывать губу и ответила довольно расплывчато:

– Все непросто. Конечно, есть правила. Вполне понятные. Но и жуткие риски, особенно для тех, кто вдруг взлетел.

– Конкуренты, традиционно, могут убить и разорить?

– До смертоубийства попробуем не допустить. Вот до тюрьмы и сумы… До этого тоже не хотелось бы. Поэтому, Юль, я прошу тебя, не дичись сегодняшнего пафоса. Я должна была пригласить и из Минкультуры человечка, торгашку одну серьезную и депутата с женой. Так надо. – Орлик поводила изящной ступней в невесомой босоножке по гравию.

– Да ну их к черту, эти разговоры! Что настроение портить? – взмахнула она рукой, будто воздвигнув незримую стену между собой и девственно-неискушенной в деловых вопросах подругой.

От ворот раздался гундосый автомобильный сигнал.

– Абашева на смотрины жениха привезла! – вскочила, решительно тряхнув головой, Дарья и помчалась встречать гостей.

Из старенькой иномарки неясного происхождения выпорхнула Зульфия – яркая, шумная и располневшая.

– Сюрприз! Грандиозный и сногсшибательный! Дрюня, что ты к рулю приклеился, вылезай, не стесняйся, эти проклятые миллионеры не кусаются, правда, Дашуня?! – Зульфия обрушилась с поцелуями на Дашу, потом на Люшу.

И тут с заднего сиденья показалась Лика, посверкивая прижатой к аппетитному бюсту сумочкой в стразах. Воздух взорвался дружным воплем трех глоток – Даши, Юли и Василия: смущенного, сильно исхудавшего и походящего на одомашненного жирафа с остеохондрозной шеей. Он только что вышел к гостям и первым кинулся к Травиной.

История Лики и Левы оказалась еще более фантастической, чем история Говорунов. Мечущийся и едва не лишившийся рассудка Лева в ночь побега из деревни действовал наобум, по безотчетному порыву. Это его и спасло. Не имея близкой родни, Гулькин бросился за помощью к единственному человеку, который мог бы отнестись к нему более или менее сочувственно, троюродной сестре, москвичке Фире Ольховской (именно она позже передала записку Лике, которая приняла тетку за художницу). За пятнадцать лет, что Лева не общался с Фирой, в жизни одинокой музейной работницы произошли грандиозные изменения. Она вышла замуж за одного из самых влиятельных деятелей еврейской общины России и большую часть времени жила в Израиле, но иногда приезжала по делам мужа в Москву, в свою старую квартиру. Там ее и застал Левин звонок. Гулькин откровенно и подробно рассказал о своей катастрофе, и Фира, подумав ровно минуту, решила все проблемы непутевого брата.

В лучших конспиративных традициях, которым позавидовал бы и МОССАД, Лева был доставлен в пустую квартиру на московской окраине. В течение суток он встречал молчаливых приветливых гостей. Милая дама с вдохновляющими мужской взор бедрами принесла ему документы на имя Гадасика Лейбы Соломоновича и необходимые вещи для отъезда за границу. Затем явился деятельный пожилой парикмахер, который виртуозно изменил внешность Левы, ежеминутно вздыхая над горькой судьбой «опального брата». Стрижка-ежик, длинные баки и очки-хамелеоны преобразили Гулькина до неузнаваемости. И наконец, беглецу доставили банковскую карту «Виза Платинум», на которую были внесены свалившиеся на деревенского мастера миллионы, но, конечно, за вычетом весомого процента за услуги общины. Не прошло и трех суток после побега, как новоявленный Лейба Соломонович сидел на горе Кармель, любовался Хайфским заливом и поглаживал карман с баснословным капиталом и документами маркетолога российско-израильской компании «Ап…», занимающейся производством и поставкой мяса. Он восторгался Божиим миром, распахнувшим перед ним все свои пространства и возможности, но тосковал по Лике.

Через год господин Гадасик окончательно осел в Австралии, обзаведясь собственной овцефермой и мясоперерабатывающим заводиком, и женился на обожаемой Анжелике Александровне Травиной. Ныне госпожа Гадасик хватко управлялась с отделом российских поставок и в этот июньский погожий день смогла, оторвавшись от дел, приехать на новоселье Дарьи Орлик.

– Ягненок замаринован и немедленно требует мангала! – распорядилась Лика, когда Зулин жених, невыразительный мужчина в летах и с конфузливой улыбкой, достал из багажника ведро с деликатесом.

– Мясная королева, конечно, не могла приехать без царского подарка. Что же главный дар не взяла – мужа? – попеняла ей Зульфия, вокруг которой суетился на поводке угольно-черный французский бульдог Кузя.

– Ох, Зуленька, о чем ты говоришь! – всплеснула руками Лика. – У нас в Северной Европе контракт срывается. Мой Лейбочка помчался в Осло и в лучшем случае через неделю заскочит в Питер, а там уж бог весть.

Впрочем, тут всеобщее внимание переключилось на новых гостей: солидные иномарки начали доставлять «гарантов» благополучия бизнес-леди от анимации.

Люша, взявшись выгуливать пыхтящего и исходящего слюной Кузю, потрепала его по упругому загривку и прошептала в круглые смятенные глаза:

– А мы даже и не подумаем удивляться! Кому арбуз, а кому свиной хрящик. Вот так вот, брат!

К сыщице подошла Зуля, прикурившая розовую сигариллу.

– Хочешь спросить – кто он? И я тебе отвечу – никто! А потому, как водится, прекрасный человек. – Абашева выпустила струю ароматного дыма и ловко скинула босоножки, чтобы с наслаждением походить по свежескошенному газону.

– Случайно познакомились в забегаловке. Я после похорон Кудышкина впервые куда-то вышла. Ну и пила с трагическим видом мерзкий «американо», а Андрюня подсел с сырниками. И предложил один мне. Глаза, говорит, у вас печальные, нужно поесть.

– И что? Ты съела сырник в качестве залога здоровых отношений?

Зуля вздохнула:

– Съела. Потому что вдруг почувствовала, что ЭТОТ меня голодной и несчастной не оставит. Вот так…

– Он работает? Кто по профессии? – Юлю живо заинтересовал Зулин избранник.

– Работает инженером-гальваником. Так, не ржи, пожалуйста, если слов не понимаешь. Какое-то загадочное предприятие с непроизносимым названием, – прохмыкала Абашева. И вдруг, отбросив ернический тон, сказала тихо: – Зато я чувствую себя с ним защищенной в любви. Это так важно! Поверь мне, – и Зуля зажмурилась на миг, отгоняя прилившую к глазам горячую волну.

В этот момент раздался гонг, и приятельницы, недоуменно переглянувшись и дружно прыснув, прошествовали к безупречно сервированному столу. Кузю же пришлось привязать к рябинке у дома. Была у этого пса щекотливая физиологическая особенность, которая могла бы прозвучать диссонансом в атмосфере изысканной трапезы.